Григорий Явлинский впервые не участвует в выборах в Государственную Думу. Почему он принял такое решение и для чего партии «Яблоко» нужны такие выборы, ее основатель рассказал в интервью журналисту Максиму Гликину, объявленному в июле по решению Минюста «иностранным агентом». Явлинский начал встречу с признания, что само это интервью — его акт поддержки независимой прессы, преследуемой государством.

ПАРТИЯ, АФФИЛИРОВАННАЯ С ИНОАГЕНТАМИ

— Григорий Алексеевич, спасибо, что несмотря на этот статус, которым меня наградили, готовы со мной разговаривать. Как вы восприняли новости о том, что журналистов начали активно клеймить таким образом?

— Григорий Явлинский: Я не знал, что такое бывает. Но это такой естественный ход событий в данной системе, в нашей стране и в это время. Представить я себе такое не мог, но чтобы это как-то удивило… Если людей в тюрьму сажают непонятно за что или просто ни за что; избивают их. И если не забывать о том, что, например, Бориса Немцова застрелили в ста метрах от Кремля, а Юрия Щекочихина отравили за то, что он расследовал коррупцию, связанную с ФСБ и таможенной службой… и этот список можно продолжать. А тут всего-навсего написали, что вы иностранный агент.

— Но ваша партия сама пострадала за связь с иноагентами: всю агитпродукцию «Яблока» придётся маркировать из-за наличия в списках Андрея Пивоварова. Вам вообще сильно мешает то, что вы его включили?

— Нет, Пивоваров — это принципиальное решение. Его принял съезд. Суть его в том, что Пивоваров — классический политический арестант. А один из важнейших программных тезисов «Яблока» — свобода политзаключенным.

— Но как агитировать на выборах с таким статусом?

— Я не придаю этому какое-то сверхъестественное значение. Я примерно представляю, как и многие другие, кто занимается политикой, в каких условиях мы работаем. Это еще только начало самое. Все еще впереди. Кстати, все кто попал в списки «Яблока», они находятся под особым наблюдением тех, кто будет с ними разбираться после выборов. Вы не думайте, что это бесплатное мероприятие. Это очень, на самом деле, серьезные, отважные и честные люди, которые идут на такую борьбу.

— По моим подсчетам, 40% вашего федерального политкомитета на эти выборы не идет. Вы не идёте, [зампред партии и лидер московского отделения] Серей Иваненко не идет. [Экс-глава ФАС] Игорь Артемьев не идет. [Депутат Мосгордумы, бывший детский омбудсмен Москвы] Евгений Бунимович, который много раз участвовал в выборах… Это все знаковые для демократического электората фигуры. Почему?

— Мы выдвигаем молодежь. У нас средний возраст меньше сорока лет. Это принципиальное решение. Чтобы участвовать в политике, не обязательно баллотироваться в Государственную Думу и быть ее депутатом. Сколько вот сегодня в Государственной Думе политиков? Да там, наверное, их и нету. Даже не знаю, кого назвать. Зато все мы, и это я могу сказать вам твердо, будем продолжать работать в политике; будем (если будет фракция у «Яблока») работать с фракцией; будем помощниками тех, кто станет депутатами. Нам это совсем не стыдно.

— И вы готовы стать помощником?

— Запросто. Запросто, а что в этом особенного? Наоборот, это очень хорошо. Мало того, я думаю, что основные решения фракции будут приниматься политкомитетом, партией.

— А не потому ли вы, Артемьев, Бунимович и другие отказались участвовать в выборах, что серьезные люди просто не хотят тратить время на это бесполезное занятие.  Эти выборы — с голосованием на пеньках, с повсеместным снятием оставшихся оппозицинеров, с иноагентами, на фоне закрытия независимых СМИ и разгрома команды Навального — они ведь устроены так, что у оппозиции нет никаких шансов ни победить, ни протестовать по итогам. Разве нет?

— Даже создание фракции в Госдуме — не сказал бы, что это очень полезное занятие, потому что там будет 430 человек совсем других, которые будут единогласно голосовать за все что угодно. Но ведь сами выборы — это лишь одна из форм политической работы. Генеральная цель для нас на этих выборах — донести до граждан чрезвычайно важные соображения. В чем главная задача политика? Предложить обществу решение. Мы это делали за 30 лет 10 раз в самых разных формах: 7 раз на выборах в Госдуму, трижды на президентских выборах. Сейчас сделаем еще раз. Мы считаем сверхважным на этих выборах сказать главное. А главное заключается в том, что Путин своей статьей об Украине объявил войну. Раньше или позже, на основе такой статьи она произойдет. Холодная, гибридная, горячая  — произойдет война. Столкновение будет не только с Украиной и не столько с Украиной, сколько со всем миром и Западом на территории Украины.

И существует только одна партия, которая против войны, которая открыто и во весь голос заявила о том, что это объявление войны — это неприемлемо, это путь к краху России, жертвам, кровопролитию. И сентябрьское голосование — голосование на эту тему. «Единая Россия» идет во главе с Шойгу, министром обороны, и министром иностранных дел Лавровым. Она воплощает в себе вот это шовинистическое, агрессивное, империалистическое начало. А все остальные партии (все без исключения) горячо поддерживают это направление.Поэтому «Яблоко» осталось одно — в этом наша роль, а не в том, сколько там мест будет в Госдуме. Это просто форма политического заявления, которое мы считаем на сегодняшний день чрезвычайно важным. Подробно это можно посмотреть в статье, которая мною опубликована в ответ на статью Путина.

— Но неужели, на ваш взгляд, они в Кремле настолько безумны и думают, что 40 миллионов украинцев (даже если не брать во внимание реакцию Запада), будут терпеть русские танки на своей земле? Даже если у прямого вторжения есть изначальные перспективы — неужели они думают, что не будет партизанской войны? Не будет вообще коллапса полнейшего?

— Это вы у них спросите. Я могу повторить твердо: то, как написана эта статья, это просто меморандум или декларация объявления войны. Это такая доктрина, причем это касается не только Украины, это касается всего постсоветского пространства. И поэтому, предваряя разные ваши вопросы, скажу, что голосование за любую из этих партий оставшихся: за КПРФ, за ЛДПР, за [партию Сергея] Миронова — это голосование за войну. И бойкот — тоже голосование за войну.

НУЖНО ЛИ УЧАСТВОВАТЬ В «ВЫБОРАХ»

— Вам не кажется, что когда мы говорим «выборы», мы должны теперь это слово постоянно брать в кавычки? Они все ближе и ближе к тому, что было в советское время, нет?

— Сейчас все-таки другая модель. На тех выборах выйти с таким списком и такими заявлениями было невозможно. На этих, наверное в последний раз, возможно. Вы хотите сказать, что это не выборы? Да согласен я, разве в этом дело? А что — это судебная система? А что — это телевидение? О чем Вы? И Конституция в прошлом году 1 июля была тоже уничтожена.

— Но мой вопрос в другом. Сахаров и те, кто были тогда в правозащитном движении, — они же вообще не думали ни про какие выборы. Они понимали, что их нет. И занимались всякой другой работой: просвещением, правозащитой и т.д. Отсюда и оттуда — из-за границы. Они вообще абстрагировались от советских институтов (псевдоинститутов), и просто делали другое, перпендикулярное. А стоит ли  сейчас участвовать в почти советских ритуалах?

— Если б у них была такая возможность, как сейчас, они бы в этом участвовали [в выборах], чтобы говорить, что они думают. Нам эта процедура позволяет. Поймите, это событие: съезд, где 150 человек, представляющих партию в 30 тыс. человек, может принимать такую программу, делать заявления по Украине, говорить о невозможности войны… Ну, это же громко! Это же важно! Это же имеет значение! Такой возможностью политик должен пользоваться обязательно.

А рассуждения начала 90-х: какие выборы, о чем выборы, как они устроены — да забудьте все это. Эта эпоха закончилась. Это полумафиозное, корпоративное, сверхавторитарное (не тоталитарное) государство. Коррумпированное очень. Это понятно — в нем не может быть этих институтов. Вон Памфилова сказала, что наблюдение за выборами — это подленько. Это все равно как в магазине вы скажите кассирше: а почему вы сдачи не даете? А она вам: ах вы считаете сдачу?! Это подло!

— Этично ли было осуждать Навального? 

— Не я же…Вы, именно вы, сейчас этим занимаетесь. Вы же что хотите? Вы хотите меня спровоцировать, чтобы мы вот эту неэтичность повторили. У вас не получится. Я вам говорю: я желаю ему здоровья, сил и освобождения. Всё. Точка. Остальное я уже сказал, захотите почитать, прочитаете. Всё, разговор закончен.

Добавлю лишь одно. Глупость вопроса, который мне задают на эту тему, заключается в следующем. Трудно не понять, что если «Яблоко» будет в Думе, то их [команды Навального] перспективы будут лучше, чем сейчас. Ну как же это можно не понимать?! И кроме того. Вы программу «Яблока» читали? Не читали. Идёте ко мне на интервью, а программу не читали, стыдно. В начале программы написано, что одной из главных целей «Яблока» является расследование отравления Навального.

А самый-то главный вопрос. Кто отравил Навального? Есть ли в стране эскадроны смерти, которые этим занимаются? По чьему приказу был отравлен Навальный? Это третья или четвертая строчка нашей программы. И вы мне задаёте еще какие-то вопросы? Ну как вам не стыдно?

Я говорю о том, что люди, которые думают, голосовать ли за «Яблоко», могут задавать тот же вопрос — а почему вами было все это сказано?Значит, было сказано то, что надо было сказать. Это не о Навальном, а о его системе взглядов.

— Но ведь не случайно после ваших заявлений многие его сторонники не попали в списки «Яблока»?

— Послушайте, партия включает тех, кого считает нужным. У нас было 1600 заявлений, включили 400 человек. Чем те, кого включили, хуже тех, кого не включили? О чем вы спрашиваете? Надо было прийти раньше и работать с партией.

— Чем они хуже? Я вам расскажу про одного такого человека. Андрея Мелькова. Выдвинутого кандидатом в депутаты Госдумы по Москве. После того, как коллеги написали о об удивительных для «Яблока» взглядах и поступках этого человека, партия быстро передумала и исключила его из списка. Но изначально-то съезд его включил.

— Ну и что? Там 400 человек, произошла ошибка. Зря его включили, исключили, всё. Ну так и что? Ошибки бывают у всех. И что вы цепляетесь? То, что вы сейчас, как старая бабушка, мне рассказываете, как им [команде Навального] плохо, это я и без вас знаю. Я это знал еще и в январе, и в феврале, когда они начали всё это делать, что так будет. Только они сбежали за границу и решили, что так можно сделать

Возможно, такие люди попали в списки по ошибке, по недоразумению, и это хороший вариант. Но есть и плохой вариант.

— Какой?

— Тот, кто его привел и протащил через съезд, получил от какого-нибудь столичного начальника указание, а то и деньги…

О чем вы спрашиваете? К нам пришло таких полторы тысячи человек. Это было в 2017-м, 18-м, 19-м году. Специально была сформирована платная группа, которая была направлена в нашу партию, чтобы ее захватить. Ну и что? Мы разобрались с ними. Так было всегда. Так было и в девяностые годы. Таков политический процесс. Вы создайте партию на 30 тысяч членов, и вы увидите, что это случается. Ну и что?

— Объясню. Когда я голосую за партию, мне не безразличен вопрос: есть ли у этой партии, у его руководства, какие-либо переговоры, компромиссы — с местной властью, администрацией президента. Мы точно должны это понимать.

— Отвечаю. На наш список никто не может повлиять, иначе в нем не было бы Пивоварова, не было бы Шлосберга, Литвинович и еще кучи людей. Зачем вы задаете вопросы, не имеющие смысла? Когда речь идет о войне и мире.

— Но выбирая, куда поставить галочку, каждый думающий человек будет думать не только о войне и мире, но и о том, насколько партия бескомпромиссна.

— За 30 лет партия все доказала. И вообще, не наше дело себя оценивать.

ЧТО МЕШАЕТ ОППОЗИЦИИ ОБЪЕДИНИТЬСЯ

— Для участников демократического движения конца 80-х и начала 90-х, для нас, защищавших Белый дом, не имело значения, кому ближе Солженицын, а кому Сахаров. Было важно прекратить этот вот советский режим. Стоит ли сейчас делать идеологическое размежевание? Не стоит ли, напротив, пытаться собрать под знамена всех, кто не принимает путинский режим?

— Я вам отвечу. Во-первых, 91-й год закончился, но только из этого мало что получилось, судя по тому, что получилось сегодня.

— Я хотя бы могу выезжать из страны покуда.

— Вот вы еще добавляете — «покуда». Но уже не все так могут, да? Это, во-первых. Во-вторых, не может быть к вам никаких вопросов, потому что вы тогда политикой не занимались. Вы были просто выражением общественного настроения, совершенно понятного. И оправданного, тут вопроса нет. Я тоже там бы. И внутри был. Правда, все, что происходило в 91-м году, было совершенно перпендикулярно тому, о чем думала страна и чего она хотела. Но это отдельный разговор. В «Яблоке» давным-давно есть и, условно, сторонники Солженицына, и сторонники Сахарова.

В-третьих, мы не считаем, что мы можем вместе заниматься политикой со сталинистами, с нацистами, с националистами. Мы не видим в этом никакой пользы. Более того, мы считаем это опасным и непродуктивным. Среди тех, кому не нравится Путин, есть и уголовники, и преступники, и мафия.

Наконец, если бы сейчас магазины были такие же пустые, как в 90-м году, тоже все были бы на улице. Ничего похожего сейчас нет, поэтому и настроения совсем другие.

— Да, но «Яблоко» много раз за свою историю делало попытки объединиться с теми, кто стоит на либеральной платформе. Был совместный список «Яблока» с СПС в Москве, успешный; попытка списка с «Правым делом», безуспешная; переговоры 16-го года, где Шлосберг работал челноком между ПАРНАСом, Навальным и «Яблоком», и вы тоже участвовали в них. Шлосберг по заданию «Яблока» это делал, а не по собственной инициативе. То есть даже еще в 16-м году была попытка какой-то коалиции — причем с участием Навального.

— И что?

— А то, что тогда вы считаете, эти попытки стоят того. А теперь стало быть считаете, что они вообще бесполезны?

— Да. Мало того, я считаю, что список [на выборах Госдумы] 16-го года был максимально коалиционный. Ну и чего? И голосование было минимальное, просто минимальное за всю нашу историю. Вот так реагирует наш народ, на то, о чем вы говорите, что уже давным-давно не имеет никакого актуального значения. Это все разговоры давние, и суть их в том, почему «Яблоко» не объединяется с СПС. А потому что СПС создало криминальную экономику. И мы правы были, что мы с ними не объединялись.

Не с кем сегодня объединяться, просто никого нет. Никого не существует. Но еще и не в этом дело, дело в другом. Война объявлена. Вы понимаете? С Украиной! А вы обсуждаете, кто объединялся в каком-то древнем году в Мосгордуме. Ну причем здесь это?

— Разве у людей не должно быть мотива голосовать за «Яблоко» ?

— Да не за «Яблоко»! За себя! У них нет других вариантов! Причем здесь «Яблоко»? Не хочешь, не голосуй, иди на войну! Наше дело предложить, мы предложили. Это не те времена, когда у вас 20 партий, и вы выбираете кто лучше. Не такая ситуация! Вы все голосуете, вы лично и все ваши близкие, не за меня и не за «Яблоко», а за себя! За жизнь в России, за будущее! Все остальное не имеет никакого значения. Почему Пупкина не взяли, почему Шмупкина не взяли. Да какое это имеет значение сейчас?! Ну, какое? Никакого!

— Но ведь голосование за «Яблоко» год от года снижается, и вы сами сказали, что ваш последний список получил мало как никогда.

— Ну, наверное, потому что мы сделали коалицию. О которой вы столько спрашиваете.

— Но может быть дело в другом — что партия, ее представители, были на выборах недостаточно убедительны?

— Может быть, но может быть и по-другому. Может быть, избиратели просто не понимают, что происходит. А вы, журналисты, не в состоянии им ничего объяснить, потому что всё время интересуетесь — избрали там в список Пупкина или не избрали. Ситуация в стране является в том числе и следствием того, как работает весь наш истеблишмент журналистский.

Толпа журналистов демонстрирует полное отсутствие разума, начинает рассказывать нам, как и раньше, что они где-то там над схваткой. Это очень смешно, понимаете? Это говорит о полной неквалифицированности. Над какой вы схваткой? Между кем и чем? Над схваткой можно быть в стране, где есть независимая судебная система, есть парламент, есть разделение властей. The New York Times не хочет быть над схваткой. Washington Post не хочет быть над схваткой. А у нас какой-нибудь «Листок» хочет быть над схваткой. А вот над схваткой это будет как с [арестованным за госизмену журналистом Иваном] Сафровновым, и потом не удивляйтесь. Будет как с [Романом] Доброхотовым (объявлен иностранным агентом —  NT.) . Хватит быть над схваткой!

Этот режим является отражением сознания активной части общества, в том числе журналистов. Изменится вот это сознание и представление о жизни, изменится решительно все. Потому что именно активная часть общества, с ее представлением о жизни, создала этот режим. Путин не взял Кремль штурмом. И не завоевал его с помощью военного переворота. И вы знаете, какая партия кричала, кого в Думу и кого в президенты? А она представляла кого? Она представляла самую активную часть общества.

— Да, у СПС был такой слоган: Немцова в Думу, Путина — в Кремль. Но, сам же Немцов потом изменил взгляды, ведь так?

— Мы же сейчас не о нем. Ему вечная память, он был моим товарищем. Политсовет его партии с ним [его заявлениями о Путине] не соглашался, как вы знаете. Но мы сейчас не о Немцове. Я говорю сейчас о тех, кто это создал. Вот эта активная часть общества — это отражение ее представления о жизни. Чем Путин и воспользовался. Поэтому сегодняшние все эти визги, крики, поиск сильной руки, всякое такое — это все малоубедительная история. Надо, чтобы изменилось представление о жизни. Никакого проблеска в этом сознании я пока не вижу.

НА ЧТО ПОХОЖ РЕЖИМ ПУТИНА?

— С чем можно сравнить нынешний политический режим?

— Да, я думаю, половина Латинской Америки и Африки таковы, к примеру.  Ну, что тут нового? Ничего тут нового.

— Но для России он нов?

— Ну, в России такого не было, но сталинизм был одной из версий такого режима. Это же неосталинизм, то, что мы сейчас имеем. Или постмодернизм в области политики, такой постмодернистский сталинизм. Нас все время туда возвращают. Одна из партий, за которую все будут голосовать в связи с «Умным голосованием» [«Справедливая Россия — За правду»] — памятник Сталину хочет поставить. Ну, так это вопрос к вам, к гражданам. В 18-м году я вам говорил: проголосуете за Путина, лишитесь пенсий. Проголосовали. Лишились. Это ваше право.Ну, придет другой человек, с другой фамилией, вы думаете, вам будет лучше? Вам будет хуже.

— Но история диктатур рано или поздно заканчивается — Латинская Америка сильно изменилась за последние полвека.

Россия особая страна, и у нас особая ситуация. Я не занимаюсь ни научной, ни ненаучной фантастикой. Я не знаю, как это все будет. Я очень внимательно отношусь к объявленным целям, в частности, отбора огромного количества территории Украины. Это происходит в условиях, когда ситуация с Афганистаном становится все более и более тревожной, когда в Афганистан пришли люди из Сирии, куда Россия влезла, неизвестно зачем, с войной. Недавно Шойгу сказал, что мы там испытали 300 видов вооружений — это на гражданском населении в Сирии. Так вот, это население перешло теперь в Афганистан. Я уж не знаю, как у них сложатся отношения с Талибаном. Но только ждите, они ответят за это, и это будет долго. Это будет исторический период мести России.

БЕЛОРУССКИЙ ОПЫТ

— Вы сказали, что выборы — далеко не единственная форма борьбы. Что еще можно ожидать нам от политиков в этой ситуации? Что можете предложить?

— Жить не по лжи, вот и все, больше ничего. Запомните это.

— В Беларуси появилось по сути правительство в изгнании. Светлана Тихановская встречается с зарубежными лидерами, ее сторонники создают альтернативные СМИ… Годится ли для России такой белорусский опыт? Создание центра активности за рубежом?

— Ну, наверное. Вы когда-нибудь с русскими эмигрантами дело имели?

— Имел, я жил в Нью-Йорке.

— Значит, знаете, что когда они собираются вместе, то половина из них кричит, что вчера было воскресенье, а вторая половина кричит, что завтра будет вторник, и они никогда не могут найти взаимопонимания.

Но все делают кто что может. Я очень горячо поддерживаю всё, что происходит в Беларуси, людей, которые осмелились высказать свою точку зрения, и тех, кто там сидит в тюрьмах. Лично Тихановскую. «Яблоко» выпустило полномасштабное заявление по Беларуси, в котором четко сказано: все что происходит в Беларуси, делает Кремль, делает Владимир Путин.

— В России, как и в Белоруссии, часть людей считает, что можно чего-то добиваться, выходя на улицу ?

— Я лично выходил на все неразрешенные митинги в 2019 г, потому что считал это необходимым. Стоял в одиночных пикетах с плакатом. И до сих пор считаю необходимым защищать и поддерживать всех, кто пострадал в ходе этих митингов.

— Но вы же утверждаете, что в нынешних условиях звать на площади, на улицу нельзя…

— Я и тогда никого не звал, потому что я не могу звать людей, за которых я не могу нести ответственность. Звать людей в тюрьму? Я не имею такого морального и человеческого права..

— И тем не менее такую форму борьбы с режимом, как уличная протестная активность, никто не отменял.

— В нужное время и в нужной форме, в том случае, когда это будет осмысленно. Например, борьба на улице в 19-м году была против фальсификации выборов, я считал ее абсолютной правильной, честной и необходимой, поэтому сам участвовал. Вообще есть разница, между активизмом и политикой. Активизм необходим для политики. Когда сложатся правильные условия, нужные условия — это может сработать. А если допускать ошибки, могут быть трагедии.

— Вы считаете зимний выход на улицы политической ошибкой?

— 116 уголовных дел на сегодняшний день, о которых никто не вспоминает. Часть уголовных дел уже поступили в суд, прошли процессы, даны огромные сроки. У меня душа болит за всех этих людей, мы будем помогать всеми имеющимися у нас силами и материально, и по-человечески. Еще есть результат — огромное количество людей занесены в соответствующие списки, по которым ФСБ и полиция будет теперь работать. У них там десятки тысяч фамилий, имен, телефонов, адресов. Я очень сожалею, что это все произошло.

— Может, и белорусам не надо было год назад выходить на улицы — не было бы уголовных дел, никто бы не сидел?

— Разное содержание, разные цели, разная политика. Я в части Беларуси оценки даю, как человек, я не являюсь политическим деятелем Беларуси. Как человек я им очень-очень сочувствую и очень их поддерживаю, и считаю, что этот режим, который возглавляет Лукашенко,  действует преступно.

— Вы говорите — нельзя сравнивать. А разве характер режима белорусского — он чем-то принципиально отличается от режима российского?

— Это производное нашего режима. Если бы Путин не взял на руки Лукашенко и не лелеял, не кормил, не давал денег, там ничего этого не было.

— Так почему в России не учитывать опыт борьбы соседей, восставших против диктатора?

— Какой опыт, у них трагедия, вот и весь опыт борьбы. Поезжайте туда, изучайте опыт борьбы. Вы примерно полчаса там сможете пробыть, и на этом ваш опыт борьбы закончится.

— Но надо же извлекать уроки из этой истории, оценивать перспективы противостояния с диктатурой.

— Это долго всё, долго, понимаете? Это только вы думаете, что когда в 89-90 году выбежали люди на улицу, начались изменения. Нет, оно сверху происходило, это делал Горбачев — поэтому изменения произошли, а не потому что там бегали… Тут ничего подобного нет, тут всё наоборот, тут хотят изменить систему с улицы. В России это не получится.

— А в Беларуси?

— В Беларуси это тоже самое, ничем не отличается. Я вообще думаю, половина полицейских, или две трети из них — они отсюда. Просто переодетые.

С улицы изменения политической системы в России не получатся, будет много трагедий. Поэтому в России нужно заниматься очень серьезно политикой вместе с активизмом, только активизм должен быть частью этой политики, а не сам по себе. Иначе он тоже ни к чему не приведет, кроме трагедий, потому что власть становится всё жестче и жестче.

— Но как создать ситуацию, при которой нынешние верхи или их преемники поймут, что надо начинать перестройку № 2?

— Я не вижу таких предпосылок.

— А вы не думаете, что нынешние верхи, увидев экономический коллапс, социальный, климатический — сами не смогут сообразить, что надо что-то менять?

— Потому что эти решают ту же задачу по-другому. Они ее решают войной, они отвлекают население на войну. Они создают единый народ с единым вождем и врагами вокруг, весь мир против России. Они вот так решают эту задачу. Решают войной, потому что война всё спишет.