Основатель российской демократической партии «Яблоко» Григорий Явлинский в интервью ведущей итальянской газете Corriere della Sera назвал предстоящие президентские выборы в России плебисцитом, заявил о необходимости немедленного прекращения огня в Украине и оценил перспективы России. Первый вопрос итальянского журналиста был о недавней смерти в колонии Алексея Навального.
— Что вам известно о гибели Алексея Навального?
— Какова бы ни была причина смерти, он стал жертвой жестоких политических репрессий. Условия его содержания были не чем иным, как формой физической и психологической пытки.
— Насколько серьезные противоречия у вас были с Навальным?
— Алексей был у нас в «Яблоке» восемь лет. Я хорошо знал его. В определенный момент наши разногласия во взглядах стали принципиальными. Мы публично спорили с ним и критиковали его в течение многих лет. Но это другой вопрос и никак не умаляет ужаса системы, в которой власти не останавливаются ни перед чем, чтобы подавить оппонента.
— Почему вы решили не баллотироваться на президентских выборах в этом году?
— Это не выборы, а безальтернативная бюрократическая процедура, под полным контролем властей.
— Плебисцит?
— Точно. Можно легко предположить результат: 80% голосов за Путина, явка — 75%. В России уже много лет существует авторитарно-корпоративная система, не предусматривающая свободных выборов. Более того, приняты законы, которые не позволяют такому кандидату как я иметь бесплатный доступ к телевидению и федеральной прессе. Это значит, что с людьми будет невозможно разговаривать. Так зачем же участвовать?!
— Может, чтобы на своем личном примере продемонстрировать, что в России нет свободных выборов?
— Здесь нечего демонстрировать — это и так почти всем очевидно. В качестве кандидатов участвуют только трое стойких сторонников Путина, которые полностью поддерживают его политику, включая СВО в Украине. Мы никогда не узнаем, сколько людей на самом деле придет на выборы. Тем более, что значительная часть голосования будет электронным.
— Что вы думаете об истории с выдвижением Бориса Надеждина, которого в итоге не зарегистрировали в качестве кандидата в президенты?
— Я давно знаю Надеждина. Он баллотировался на разные выборные посты от многих партий. Сейчас он возглавляет в одном из городских советов в Московской области фракцию партии «Справедливая Россия», которая во всем поддерживает Путина. Кремль передумал иметь официального кандидата против военной операции на Украине. Они решили не рисковать.
— Вопрос, действительно ли россиянам нужен антивоенный кандидат?
— Такой кандидат нужен при условии, что процедура хотя бы похожа на честные альтернативные выборы. Сегодня таких выборов нет, и поэтому веры в голосование у людей тоже нет. Бывают спорадические антивоенные крайне малочисленные демонстрации, которым вы на Западе придаете большое значение, забывая о том, что в России проживает 144 миллиона человек. Сегодня большинство людей в России не готово поддержать антивоенного кандидата.
— Может ли быть реальная оппозиционная сила сегодня в России?
— В стране, где нет демократии, где действует жесткий авторитарный режим, где отсутствует независимая судебная система, где нет доступа к телевидению и вообще практически почти нет независимых СМИ, быть реальной политической оппозицией очень сложно. Мы в «Яблоке» делаем все возможное и невозможное. Но стать объединителем значительного числа людей в нынешних условиях пока невозможно — с пропагандой, которая занимает все пространство в обществе, погруженном в атмосферу коллективного страха.
— Что вы думаете о частых сравнениях происходящего сегодня в вашей стране с 1937 годом?
— Я понимаю смысл сравнения, но есть очевидные различия. Начиная с количества жертв репрессий. Кроме того, у Сталина не было телевидения и интернета, чтобы «успокоить» и запугать население. Но между этими двумя эпохами действительно есть одна общая черта, и ее в мире недооценивают — люди очень напуганы. У каждого есть дети, семьи, близкие люди. А главное — люди не верят, что они могут на что-то повлиять. Их в этом убеждали более 20 лет. И поэтому люди предпочитают не высовываться. Народ молчит. Сегодня, как и тогда в 1937-м.
— Когда в России началось подавление демократии?
— В 1990-е годы в России были проведены преступные ошибочные реформы: в результате криминальной приватизации частная собственность была соединена с властью, что создало фундамент для коррупции и олигархии. Это, а также гиперинфляция, безработица, взрыв преступности и анархия вызвали глубокое разочарование в идее реформ в народе. Кроме того, отказ от государственно-правовой оценки сталинизма и большевизма привел в конечном итоге к нынешней системе. Построенная в России политическая система — это не просто плод деятельности одного конкретного человека. Это — результат провала постсоветских трансформаций.
— Вы говорите, что для Путина эти выборы — плебисцит. Почему он вообще не отменит выборы, снова изменив Конституцию? Зачем ему все это?
— Время от времени, например, раз в шесть лет Путину необходима процедура, формально и публично подтверждающая его легитимность. После такой триумфальной демонстрации поддержки он вообще может делать все, что ему заблагорассудится.
— Как долго Путин еще будет вести войну в Украине?
— Нет смысла обсуждать намерения. Нужно говорить о том, что крайне необходимо сделать. Сегодня жизненно важно заключить соглашение о прекращении огня и остановиться. Путин последние месяцы все время говорит о переговорах. Надо пытаться вести переговоры — такова работа дипломатии. Альтернативы нет. Каждый день люди умирают. Однако никто из западных действующих влиятельных мировых политиков не говорит о необходимости прекращения огня. Это очень большая ошибка.
— Есть ли у вас представление о том, какое развитие событий ожидает вашу страну в ближайшие годы?
— Перспективы в России сейчас очень тревожные. Например, в обозримом будущем могут произойти межнациональные или межрелигиозные столкновения. Может поднять снова голову ультранационалистическое крыло, которое надеялось на Пригожина. Могут расшириться политические репрессии. Однако я уверен, что рано или поздно у нас снова появится шанс стать современной и демократической страной. Именно для этого и работаем, и рискуем. Но когда и как это произойдет, пока никто не знает.