О том, почему ключевые политические фигуры в мире не готовы обсуждать прекращение огня в Украине, основатель российской демократической партии «Яблоко» Григорий Явлинский рассказал в интервью одной из самых популярных хорватских газет Vecernji list.
— В октябре у вас была встреча с Владимиром Путиным. О чем вы говорили? Как прошла встреча? Что сказал вам Путин?
— Главная тема разговора было предложение о необходимости заключения соглашения о прекращении огня в российско-украинском конфликте. Цель остановить гибель людей и масштабные разрушения. Все переговоры о том или ином порядке урегулирования должны быть после подписания этого соглашения. Переговоры могут длиться сколько угодно, но люди не должны гибнуть. Встреча длилась около полутора часов. Владимир Путин внимательно выслушал, задал немало вопросов, но ничего по этому вопросу не ответил.
— Вы непреклонны в необходимости немедленного прекращения огня на Украине. Как вы думаете, Путин согласился бы с этим? А как насчет украинцев?
— Я не знаю согласится Путин или не согласится, но если не пробовать, не работать, не прилагать к этому усилий — тогда нет перспективы и люди гибнут каждый день. Для украинцев этот вопрос критически важен с осени 2022 года.
Именно об этом говорят с тех пор опытные военные — например, генерал армии США Марк Милли, председатель Объединенного комитета начальников штабов США с октября 2019 по сентябрь 2023 года, ранее — 39-й глава штаба Армии США.
Это понимают и в исследовательских организациях мирового уровня, которые разрабатывают стратегические решения в мировой политике, такие, например, как RAND. Посмотрите публикации Сэмюэля Чарапа, ведущего политолога корпорации RAND и соавтора книги «Проигрывают все: украинский кризис и разрушительная борьба за постсоветскую Евразию».
Не понимают критической необходимости прекращения огня ключевые политики, принимающие решения, и многие журналисты. Кровавая цена этого непонимания предельно высока.
— Как бы выглядел ваш мирный план на практике?
— Об этом говорить сейчас бессмысленно. Сначала прекращение огня. Потом все переговоры и планы. Их содержание будет сильно меняться в зависимости от того, когда произойдет прекращение огня.
— Когда вы разговаривали с Путиным, каким он вам показался? Некоторые люди на Западе считают его иррациональной фигурой, другие считают его невероятно компетентным. Как вы думаете, изменился ли он лично?
— Путин был в этом нашем разговоре точно таким же, каким он был все 25 лет в течение которых я имел возможность с ним разговаривать.
— В России проходят очередные президентские выборы. Почему вы решили не баллотироваться? Вы баллотировались в 2018 году, но набрали всего 1% голосов.
— Сейчас в России это не выборы — это плебисцит. В этой процедуре нет конкуренции и нет выбора. Не в чем участвовать. В 2018 году я пошел на участие в выборах только для того, чтобы предупредить страну и мир, что нас ждет впереди. Кстати, я говорил об этом с 2014 года и даже ранее. Конкретно и настойчиво предупреждал о приближающемся военном конфликте России с Украиной и летом 2021 года. Никто ни в России, ни за рубежом не хотел этого слышать, потому и 1% мне написали, чтобы показать несостоятельность предупреждения. Теперь все платят за свою глухоту и слепоту.
— Считаете ли вы, что Россия настолько деполитизирована, как предполагают некоторые авторы? Насколько это способствовало поддержке войны некоторыми россиянами, возможно, даже большинством из них?
— Да, люди в России живут в атмосфере безальтернативной государственной пропаганды и немалого страха. Кроме того, людей десятилетиями убеждали, что от них ничего не зависит. Это делали власти и пресса. В результате люди категорически не верят, что они могут на что либо влиять в политике. В России так провели реформы в 90-е годы, что новое российское общество так и не сложилось.
— Как вы себя чувствуете как оппозиционный политик в сегодняшней России, особенно после смерти Навального? «Яблоко» сегодня практически единственная либеральная и оппозиционная партия, которой разрешено вообще существовать в стране. Как вы думаете, почему Путин согласился встретиться с вами?
— Реальность сегодня такова, что с оппозиционным политиком в России в любой момент может произойти что угодно. Вот так мы себя и чувствуем. Сегодня «Яблоко» существует и работает как может, в партии тысячи людей. Что будет с последней оппозиционной демократической партией, после голосования 17 марта, неизвестно. От своих взглядов и политической позиции мы не откажемся ни в каком случае.
— Как вы относитесь к Навальному сейчас? В ваших отношениях с ним были взлеты и падения: он был членом вашей партии, но после этого вы также назвали его националистом.
— Смерть Навального это трагедия и мы очень сочувствуем его близким и друзьям. Политически у нас с ним категорические принципиальные разногласия были и остались. Но сейчас не время об этом говорить.
— Как лидер оппозиции, скажите, что, по вашему мнению, является лучшим способом сменить правительство Путина? Массовыми протестами, выборами, другими выборами, говоря правду…?
— Сменить нынешнюю власть и правительство может только российский народ, если и когда он поймет смысл и захочет изменить перспективу для своих детей и внуков. Оппозиционные политики обязаны говорить правду. В этом сейчас их роль и задача. Однако дело еще и в том, чтобы политики понимали суть и причины происходящего. В условиях нарастающего ослепляющего и одуряющего влияния социальных сетей это очень непросто. Поэтому в политике очень много опасной галиматьи и люди иногда не могут отличить правду от глупостей и фантазий. Это, кстати говоря, касается не только России.
— Когда вы оглядываетесь назад, чувствуете ли вы, что война на Украине каким-либо образом напоминает вам войны в бывшей Югославии? Кажется, что когда «Яблоко» и вы были самыми сильными с точки зрения политической поддержки, у России были политические проблемы, а у Хорватии — проблемы войны. Сейчас ситуация обратная.
— Мне трудно и больно сравнивать. Большая война полыхала в бывшей Югославии почти десять лет. Трагично, что тогда не удалось общими усилиями избежать массовой гибели людей. Но в Югославской трагедии, по крайней мере, на уровне деклараций, жизнь людей имела значение для ведущих политических сил евроатлантического мира. Сейчас мы этого не наблюдаем, а видим отсутствие подхода, в центре которого человеческие жизни.
Осенью 1998 года, в начале 1999 года я выступал за недопущение полномасштабной войны в бывшей Югославии и требовал в первую очередь от российского руководства — Ельцина и Примакова, предлагал президенту США Клинтону — совершенно иные действия чтобы прекратить продолжение масштабного кровопролития, в частности, в ситуации с Косово. Однако и тогда влиятельные политики часто больше заботились о каких-то ими придуманных сценариях не особо обращая внимание на гибель людей. Позже, к лету 1999 года, они вынуждены были прийти к пониманию того, что надо было сделать гораздо раньше.
Сейчас очевидно необходимый и абсолютно внятный призыв о прекращении огня не принят и события развиваются в ином, очень опасном направлении.