Экономическая стратегия для периферийной системы

Аннотация

В статье российская экономическая система рассматривается как экономика периферийного капитализма. Для такого типа экономики понятие «экономическая стратегия» представляется малоприменимым, т.к. особенности самой системы жестко предопределяют логику ее развития. Разрыв отношений с Западом ведет к отрыву периферийной экономики от ядра с вытекающими из этого негативными последствиями . Однако сформировавшаяся в стране политическая надстройка – периферийный авторитаризм – выступает в роли фактора цементирующего отсутствие верховенства закона и независимого суда, а также предопределяет отсутствие политической воли к реформам и модернизации в верхнем сегменте несменяемой власти, что обусловливает невозможность проведения реформ в принципе. Поэтому несмотря на то, что содержание реформ, которые необходимы для устойчивого экономического роста, в целом известно, сегодня перспектива реализации стратегии выхода России за пределы ограничений периферийной зоны мирового капитализма, отодвинута на неопределенный срок.

—

Вопрос о выборе экономической стратегии для России сложен для анализа, потому что выходит далеко за рамки экономической науки и даже экономического подхода как такового. Он распадается как минимум на три части, в каждой из которых рассуждения об объективных закономерностях, которые, собственно, и составляют суть экономического анализа, являются только частью темы и не могут полностью её прояснить.

Эти части могут быть, с известной долей условности, сформулированы в виде трех важных вопросов. Во-первых, какова историческая траектория сложившейся модели развития (и как её определить); во-вторых, можно ли в принципе изменить сложившуюся траекторию и есть ли для этого необходимые социальные и экономические предпосылки; и, в-третьих, если да, то какова могла бы быть стратегия такого изменения.

В ранее опубликованных работах я уже формулировал позицию по вопросу о диагнозе сложившейся в России за постсоветский период модели функционирования экономики, обозначив её как экономику периферийного капитализма¹. Её суть заключается в том, что в рамках этой модели капитализм со всеми его обязательными системообразующими характеристиками – такими, как частная собственность, свобода предпринимательства и рыночная логика поведения хозяйствующих субъектов, – функционирует в условиях крайне неразвитого гражданского общества, слабости государственных институтов и зависимого положения страны в системе глобальной капиталистической экономики. Именно этим объясняются такие его «родовые черты», как изменчивость и, в значительной степени, неопределенность правил экономической деятельности; преобладающая роль административных институтов, действия которых крайне недостаточно регламентированы стандартными правовыми нормами; слабость частного корпоративного бизнеса, неразвитость механизмов мобилизации внутреннего накопления и инвестирования капитала. Сюда уже уходят корнями и практически не диверсифицированная структура экономики, преобладание в ней отраслей и сегментов, ориентированных на улавливание и использование природной или административной ренты.

Использование для характеристики российского капитализма слова «периферийный» объясняется тем, что особенности нашей сегодняшней реальности, отличающие её от современного Запада, связаны не столько с какими-то историческими особенностями российской версии капитализма или, тем более, с мифической «особостью» путей развития страны и общества, сколько с удаленностью российского капитализма от современных экономических институтов и, соответственно, от его современного мирового ядра. Этому его состоянию есть вполне разумные в том числе и объективные объяснения. Что, однако, не снимает ответственности с тех, кто после крушения СССР не просто принял стихийный ход развития событий, но формировал и продолжает формировать именно такую парадигму социально-экономического развития.

По отношению к этой системе понятие экономической стратегии выглядит малоприменимым, если вообще может быть рассматриваемо. Она, эта система, сама и есть воплощение естественной для себя стратегии функционирования – как жесткая конструкция, определяющая и логику бизнес-поведения её субъектов, и логику государственных решений, определяющих или затрагивающих это поведение. Периферийное положение российского капитализма по отношению к его мировому ядру сегодня определяет характер и темпы накопления капитала, источники и направления инвестиций, равно как, в значительной степени, и их возможные объемы (через способность экономики эффективно осваивать соответствующие вложения). Этот же фактор достаточно жестко детерминирует характер отношений между бизнесом и административной властью, а следовательно – и внутри самого предпринимательского класса, и в этом смысле феномен объединенной власти-собственности, когда власть является источником крупной собственности, которая, в свою очередь, ничего не стоит без власти. Он же определяет структуру собственности, секторальные приоритеты, возможности управления экономическим ростом и его объективные пределы.

Естественно, в рамках данной системы возможны определенные тактические вариации – в бюджетной, фискальной и кредитно-денежной политике, в программах поддержки тех или иных отраслевых сегментов или стимулирования спроса, в регулировании внешнеэкономической деятельности. Безусловно, возможны нюансы, в том числе и существенные, в расстановке акцентов других аспектов экономической политики, включая её долгосрочные цели и ориентиры, а также в определении объема и направленности её социальной составляющей.

Вместе с тем, все эти вариации и нюансы не видоизменяют общей логики и стратегии поведения основной, критической массы хозяйствующих субъектов, равно как не меняют и положения национального хозяйства в глобальной системе мирового капитализма. И это именно то, с чем мы постоянно сталкивались в течение последних полутора десятилетий в российской экономико-политической практике, где активное, временами достаточно успешное манипулирование инструментами текущей экономической политики сопровождалось неспособностью правительства, в первую очередь его экономического блока, влиять на долгосрочные, стратегические параметры российской экономики. То, что правительственными экономистами задумывалось и даже подробно разрабатывалось в качестве долгосрочной стратегии экономического развития и структурных реформ, в итоге неизменно сводилось в лучшем случае к поддержанию определенных параметров макроэкономической стабильности, а в худшем – к алхимии построения бесконечных сценариев, которые сами по себе, конечно, имели определенный смысл, но не могли изменить логику «периферийного капитализма» и привести к изменению модели развития.

Соответственно, «стратегией» такого развития – развития России в качестве периферийной части мирового капитализма – была и остается линия на пассивное приспособление к условиям, создаваемым деятельностью глобального капиталистического «ядра» в виде коллективного Запада, и использование этих условий для получения текущих доходов, которые улавливаются и распределяются (и частично перераспределяются) политической верхушкой с использованием главным образом механизмов административной и коррупционной ренты. В тех пределах, в которых эту линию можно назвать стратегией, она и определяет ту базовую составляющую долгосрочной экономической линии российской власти, на которую накладываются политические события и установки, влияющие на текущую риторику и провозглашаемые ею цели и ориентиры.

Под этим углом зрения, на мой взгляд, следует рассматривать и заметное видоизменение публично-пропагандистского сопровождения долгосрочного экономического целеполагания в последние полтора года. Резкое, хотя и ожидавшееся усиление политической конфронтации привело к существенному осложнению условий экономических контактов России и Запада, ограничению притока в страну финансовых ресурсов, сворачиванию инвестиционных планов. Естественно, в публичной сфере это нашло свое отражение в очевидном крене в сторону идей самодостаточности, замещения импорта товаров и технологий собственным производством и разработками, ухода от экономической зависимости от западного ядра современного капитализма по всем основным параметрам – как источника экспортных доходов; привлекаемых финансовых ресурсов и сопутствующих услуг; импортируемых технологий и оборудования, прочих необходимых благ. Прежние лозунги активного проникновения российского капитала на западные рынки если и не были полностью дезавуированы, то, во всяком случае, оказались лишены актуальности, а на их место пришли новые – экономического суверенитета, технологического самообеспечения, «разворота на Восток» и др.

И тем не менее, несмотря на беспрецедентную антизападную риторику в СМИ и в документах, которыми власть обменивается с собственными экспертами и академическим сообществом, практическая линия осталась в целом прежней – никакого резкого поворота, одностороннего инициативного разрыва всех и всяческих экономических контактов с Западом не произошло. И связано это, конечно, в первую очередь с сознанием того непреодолимого обстоятельства, что российская экономика в том виде, в котором она сложилась за последние двадцать пять лет, является частью (притом, естественно, зависимой частью) мирового капиталистического хозяйства и не может существовать без последнего или в отрыве от него. При всей неприятности этого сознания потребности жизнеобеспечения страны и ее населения, которые не могут быть удовлетворены иначе, как при следовании той роли, которая вытекает из положения российской экономики как периферийной части глобального капитализма, диктуют необходимость сохранения сложившейся системы связей на достаточно длительную перспективу².

Это подводит нас ко второму вопросу – о принципиальной возможности изменения нынешней ситуации.

Теоретически существует возможность изменить сложившуюся экономическую модель и её основные элементы, как то: экспорт сырья как ключевой элемент благосостояния; иностранные инвестиции как главный и почти единственный элемент технологических изменений; зарубежные финансовые рынки как основной источник средств для инвестиций; тесная связка государства и бизнеса; исключительно большая роль административно-коррупционной ренты как конфигуратора внутренних финансовых потоков, и др. (В данном случае под изменением я имею в виду не переход к модели самоизоляции – на мой взгляд, совершенно нежизнеспособной, если мы, конечно, рассматриваем вариант поступательного развития страны, а не её деградации и распада. Ибо если мы допускаем последнее, то всякие размышления на тему экономической стратегии лишаются какого-бы то ни было смысла). Однако подобное системное преобразование возможно только под воздействием очень мощного и длительного политического импульса со стороны правящей элиты и наличия необходимого минимума экономических, социальных и внешних условий³.

Мировая практика знает примеры относительно успешных случаев перехода отдельных стран на более высокую ступень в мировой экономической иерархии, хотя они и выглядят, скорее, исключениями на фоне гораздо более многочисленных случаев неудач модернизационных преобразований. Соответственно, шанс на совершение такого перехода в исторически разумные сроки выглядит, как минимум, не нулевым.

Задача изменить тренд развития при помощи сознательных усилий неоднократно провозглашалась властями и в постсоветской России, в том числе в форме официально одобренных программных документов. Однако попытки создать институциональные условия для такого изменения неизменно упирались в то, что институты периферийного капитализма активно сопротивлялись таким попыткам, используя для противодействия такие факторы, как социальная слабость слоя сторонников модернизационных реформ, дефицит политической воли к их проведению «сверху»; разлагающее влияние внешней и внутренней среды, в которую погрузил себя специфический слой «капитанов» российского предпринимательства, рулящих основной частью крупнейших хозяйственных активов, имеющихся сегодня в стране. Помимо этого, слой мелкого и среднего бизнеса, который, строго говоря, является одним из главных непосредственных выгодоприобретателей в случае модернизационных реформ, не только не состоялся как политический класс, но и оказался чрезвычайно податливым материалом для мощного административного и пропагандистского воздействия и психологической обработки «сверху».

Более того, сформировавшаяся в результате мощного действия законов периферийного хозяйства адекватная ему политическая надстройка – своего рода периферийный авторитаризм – выступила в роли фактора, закрепляющего «статус-кво» и цементирующего такие его особенности, как отсутствие верховенства закона и эффективного независимого суда; подвижные и нечеткие «правила игры» в хозяйственной деятельности; наличие крупных и существенных различий между формальными регулирующими актами и фактическими взаимоотношениями в экономике; большие возможности для произвольного перераспределения активов между юридическими и физическими лицами, находящимися в зависимости от государства; условность частной собственности на крупные хозяйственные активы и др. Принцип концентрации власти в одном центре, в одних руках при отсутствии сдержек и противовесов способствовал тому, что потеря стремления к общественно-экономической модернизации в верхнем сегменте несменяемой власти обусловливает отсутствие возможностей и механизмов проведения ее в принципе. В такой ситуации не только сами реформы, но и общественное давление в пользу их реального осуществления оказываются делом практически неосуществимым. Результатом является социально-экономический застой, создающий благоприятные условия для архаизации и деградации общественного сознания, что еще жестче перекрывает возможности для перехода на путь модернизации⁴.

Таким образом, на сегодняшний день отсутствуют какие-либо объективные предпосылки для выхода за рамки сложившейся модели естественным, эволюционным путем. Переход к стратегии ускоренной модернизации и изменения своего положения в существующей глобальной экономической и политической иерархии, вывод российской экономики и общества на орбиту, более близкую к ядру современного капитализма требуют в первую очередь целенаправленного создания необходимых для этого предпосылок. Создание этих предпосылок в сегодняшних условиях возможно только в результате сознательных и настойчивых усилий «сверху» — со стороны политического класса и тех его групп, которые обладают необходимыми властными рычагами и способны контролировать и направлять происходящие в стране процессы.

III

Вопрос о том, что необходимо сделать, если в стране все-таки обнаружатся силы, обладающие не только возможностями, но и политической волей для существенной перемены модели российского капитализма в направлении приближения к его нынешнему ядру, на самом деле давно уже определен в своих основных чертах и не нуждается в каком-либо специальном изучении.

Очевидно, что не существует ни «философского камня», ни какого-либо секретного знания, овладение которым обеспечило бы реализацию такого перехода. Рецепты, которые выработала для этого мировая практика в лице немногочисленных случаев успеха преобразования, сводятся к весьма несложному набору.

Это, в первую очередь, освобождение и поощрение предпринимательской инициативы вообще и, в особенности, в тех сферах и областях, где не теория, а практика обнаруживает признаки международных сравнительных преимуществ. Такое поощрение должно принимать форму законов и подзаконных административных актов, снимающих неоправданные ограничения и ограничивающих возможности административного произвола в отношении предпринимательской деятельности; выдвижения его в ранг государственных задач с внедрением соответствующих показателей в критерии успешности действий государственных ведомств и возглавляющих их чиновников; наконец, создания в стране соответствующей морально-психологической атмосферы.

Это, конечно же, создание благоприятной и стабильной институциональной среды для бизнеса, готового соблюдать законы и нести свою долю социальной ответственности, для чего, в свою очередь, необходимо обеспечение неукоснительного соблюдения законов после их тщательной ревизии на предмет реалистичности и коррупциогенности. Подобная среда предполагает наличие обратной связи между государством и ответственным бизнесом, представление последнему возможности легально и открыто участвовать в политической жизни страны.

Это, далее, создание максимально конкурентной среды во всех сферах, за исключением оправданных случаев естественной монополии. Наличие грамотных законов и эффективных, прозрачных органов антимонопольного регулирования должно сочетаться с наличием политических механизмов антимонопольного контроля, делающих невозможным скрытое давление и теневой лоббизм со стороны групп, заинтересованных в сохранении своего монопольного положения. Понятно, что эффективное действие таких механизмов требует максимальной прозрачности деятельности и информационной открытости в государственном и частном секторах.

Это также всяческое стимулирование накопления и инвестиций и создание отрицательных стимулов для «проедания» доходов и экономических активов. На выполнение этой задачи должна быть сориентирована налоговая система; для этого должна функционировать система так называемых «институтов развития», задачей которых является поощрение долгосрочных инвестиций и использование для этих целей большей части рентных доходов государства.

Это, не в последнюю очередь, поощрение любых форм интеллектуализации хозяйственной деятельности путем снятия ограничений на экспорт и импорт технологий при усилении ограничений на деятельность, ориентированной на улавливание природной или институциональной (административной) ренты.

И так далее – набор конкретных мер и механизмов может варьироваться, но основные направления и цели давно уже являются предметом консенсуса всех разумных и конструктивных экспертных групп, особенно если учесть, что подробная детализация предполагаемых реформ выходит за рамки теоретического анализа и должна определяться исключительно конкретной ситуацией, которая подвижна и не поддаётся долгосрочному прогнозированию. И если отвлечься от фактора личных амбиций и интересов, заставляющего конкурирующие экспертные группы обвинять друг друга в некомпетентности и настаивать на необходимости разработки все новых программ, то дискуссию о направлениях и путях возможной экономической модернизации российского капитализма можно считать закрытой.

Проблема сегодня заключается не в отсутствии программ и стратегии, а в отсутствии государственного аппарата, способного и готового всерьез работать над реализацией вышеперечисленных задач. Само же это отсутствие является результатом дефицита политической воли к переменам у несменяемой и неуязвимой для оппонентов власти в рамках пресловутого «периферийного авторитаризма», определению и анализу которого посвящена отдельная работа с таким же названием⁵. Один из выводов, обоснованию которого посвящена значительная часть этой работы, состоит в том, что российский авторитаризм «проскочил» момент, который мог бы превратить его в инструмент модернизации экономики и общества и приобрел форму авторитарной системы застойного, «демодернизационного» типа, которая по своей природе неспособна реализовать конструктивную повестку мобилизации ресурсов общества для успешного догоняющего развития. Возможность создания широкой коалиции в поддержку реформ с участием авторитарной власти, о которой я говорил и писал в начале 2000-х гг., оказалась безнадежно упущенной и как исторический шанс, и как возможный механизм принудительной модернизации.

Очевидно, что в существующих условиях ключ к появлению самой возможности реализовать стратегию, способную обеспечить опережающий рост и развитие российской экономики, лежит в области политических реформ и активизации потенциала тех сегментов российского политического класса, которые заинтересованы в модернизации страны и общества и изменении их нынешнего места в глобальном сообществе. Сегодня перспектива таких реформ, к сожалению, оказалась отодвинутой на неопределенный, возможно довольно длительный срок. Тем не менее они остаются необходимым условием содержательного изменения траектории общественного движения и реализации стратегии выхода России за пределы ограничений, вытекающих из её нынешнего положения периферийной зоны мирового капитализма.

—

ЛИТЕРАТУРА

Явлинский Г.А. (2007) Необходимость и способы легитимации крупной частной собственности в России : постановка проблемы // Вопросы экономики. № 9.: Стр. 4-27.

Явлинский Г.А. , Космынин А.В. (2011) Двадцать лет реформ — промежуточные итоги? Российское общество как процесс.: «Мир России»:, том ХХ № 2.: Стр. 3-33.

Serguey Braguinsky and Yavlinsky Grigory (2000). Incentives and Institutions. The Transition to a Market Economy in Russia. New Jersey.: Princeton University Press.

Yavlinsky Grigory (1998). Russia’s Phony Capitalism. // Foreign Affairs 77, no. 3: 67-79.

Yavlinsky Grigory and Serguey Braguinsky (1994). The Inefficiency of Laissez — Faire in Russia : Hysteresis Effects and the Need for Policy-Led Transformation . // Journal of Comparative Economics 19: 88 — 116.

Источник: Журнала Новой экономической ассоциации