Российский экономист и политик Григорий Явлинский недавно заявил: пойдёт на президентские выборы в 2018 году. В четвёртый раз.
Как «питерский»
— Александр Колесниченко: Григорий Алексеевич, вы, похоже, сделали выводы из прошлых ошибок. Хоть и с поста лидера фракции и депутата Петербургского законодательного собрания, но стартуете теперь как «питерский»…
Григорий Явлинский: Остроумно. Так и буду теперь объяснять. Президентами и премьерами у нас в последнее время становятся только питерские, поэтому, да, теперь я понял: у меня, наконец, хорошие шансы.
— Была ли у вас возможность оценить внесённый в парламент бюджет России на 2016 г.?
— Ничего интересного. Немного на образование — 3,6 %, немного на здравоохранение — 3%, причём, это в номинальном выражении на 7,9% и 10, 9 % соответственно меньше, чем в прошлом году. Ещё и дефицит 3% ВВП. Это бюджет кризисного государства, у которого очень плохо дело с доходами из-за низких цен на нефть. Главное — расходы на оборону и на полицию — примерно 31,9%.
— Время небезопасное… Есть возможность найти деньги на больницы и школы где-то ещё? Маститые экономисты – Алексей Кудрин, например – говорят, что можно повысить пенсионный возраст, хотя бы на год.
— А что же им делать: доходы государства упали, экономика не эффектная, производительность раза в три ниже, чем в развитых странах … К министру финансов нынешнего правительства у меня особых претензий нет. С бухгалтеров за стратегию не спрашивают, а спрашивают за доходы-расходы и где взять денег, чтобы покрыть дефицит. Они предлагают их брать там, где взять легче всего. У самых слабых — у пенсионеров. Надо только помнить, что, когда нам приводят в пример пенсионный возраст в других странах, речь об ином качестве жизни, медицины, продуктов… Там старым человек считается с 75 лет. А у нас в этом году снова выросла смертность. В тоже время, многие антикризисные меры, как, например, проектное финансирование или импортозамещение — это просто вытягивание денег из бюджета. Когда такого рода меры предлагаются и обсуждаются на уровне правительства бизнесом и чиновниками, то мне это напоминает совещание вурдалаков об улучшении работы станции переливания крови…
— Может, с коррупционеров ещё денег стрясут? Вон, как взялись за губернаторов с их коллекциями часов и золотых ручек.
— Конечно, нужно не на пенсиях экономить, а посмотреть, как расходуют деньги госкорпорации, компании с госучастием, государственные и муниципальные унитарные предприятия. Давайте посмотрим, насколько эффективно работают крупнейшие экспортёры, вроде Газпрома или оборонка. Однако число закрытых статей бюджета у нас, наоборот, продолжает расти. Все становится секретным, и мы толком не знаем, как расходуются эти деньги, а есть все основания предполагать, что вовсе не так, как следует. Проблема в том, что коррупция у нас – это не болезнь системы, это её суть.
Например, в законодательном собрании Санкт-Петербурга, где я работаю, 30-40 депутатов, которые в любом случае голосуют за предложенный администрацией города бюджет, получают в личное распоряжение примерно 1% бюджета, около 4 млрд рублей в год. Никто толком не знает, кто конкретно получил какую сумму, на что именно идут эти деньги, потому что эти траты из бюджета оформляются анонимной поправкой от имени бюджетно-финансового комитета собрания. Это яркий пример политической коррупции.
Бессовестные, но верные
Взялись за коррупционеров? Я бы с интересом посмотрел на эту борьбу, если бы ей занимались прилетевшие к нам марсиане. А так, Хорошавин (глава Сахалина. – Ред.) и Гайзер (глава Коми. – Ред.) лишь почему-то выпали из круга неприкасаемых. Им вдруг стало нельзя воровать или брали не по чину. Зато губернатор Псковской области Турчак с подозрениями, что именно он стоял за покушением на известного журналиста, и многие другие губернаторы и чиновники, на которых копится разнообразный компромат, остаются неприкасаемыми. Член нашей партии Евгений Витишко, который написал на незаконно установленном заборе дачи предыдущего губернатора Краснодарского края неприятные для того слова, сидит в тюрьме, а губернатора перевели на работу в правительство. Это тоже элемент системы: люди, на которых есть компромат, невероятно лояльны и верны.
— Но власть сегодня поддерживает большинство, а не только те, кто входит в вертикаль управления, их семьи. Надолго ли хватит терпения у этого большинства, если уровень жизни заметно снизится?
— Выше цены на нефть – больше тех, кому перепадает от нефтегазовых доходов, ниже цены на нефть – большинству остаются лишь крошки с нефтегазового стола. Станет хуже – нам ещё что-нибудь расскажут про внешних врагов. Судя по количеству наклеек на машинах с ругательствами в адрес американского президента, шутка про то, что «мы никогда не жили так плохо, как при Обаме», перестаёт быть шуткой. Посадят ещё одного губернатора, вернут в тюрьму какого-нибудь одиозного чиновника. Но чем хуже будет экономическая ситуация, тем напряженность и раздражение в обществе будут выше. При этом люди раз за разом разочаровываются в возможности совместных действий, потому что каждый раз получают по голове, пытаясь бороться за свои права. Например, против точечной застройки, уничтожения парков… Власть кормит нас мифами, из-за которых некоторые готовы грызть друг другу глотку, и не формирует позитивной повестки дня. Масштабно и систематически обосновывать другую точку зрения на развитие страны не дают. Людей в итоге поставили перед выбором: либо то, что есть, либо полный хаос. Понятно, что крови и хаоса никто не хочет.
Против всех?
— Ваша партия по-прежнему не вступает ни в какие коалиции. Расчёт на то, что остальных – несистемных – «утрамбуют», а вы опять на выборах соберёте несколько процентов, останетесь единственным системным оппозиционером? «Яблоко»-то ещё живо? Зачем вы опять идёте на выборы?
— Наоборот, это нас никогда не оставляли на выборах одних, а когда не нашли, с кем стравить — на президентских в 2012 г. — просто сняли с выборов. «Яблоко», конечно, живо, но сильно не нравится властям, губернаторам, многим чиновникам… Поэтому вы мало о нас знаете. В стране есть миллионы людей, которые, нас поддерживают. А что касается оппозиции, то лишь её небольшая часть умна настолько, что понимает: дело не в Путине, а в системе, корни которой лежат в реформах 90-х, в криминальной приватизации. Есть оппозиционеры, которые на смену этой системе предлагают такое, что мне не нравится ещё больше, чем то, что есть… Я имею честь представлять не всякую оппозицию, а демократическую и иду на выборы, чтобы сформировать альтернативу. Моя альтернатива в том, что мы – часть европейской цивилизации и это безусловно нисколько не умаляет нашей великой культуры. Я считаю, что независимое правосудие – это не происки американцев, а права собственности – это не от «злобной Меркель, которая хочет нам навредить», закон, перед которым все должны быть равны – это не секретный план мировой закулисы по развалу России. Убеждён, нам ни в коем случае не нужно воевать с Украиной, а, наоборот, вместе идти по пути европейского развития. Общество больно, если не видит альтернатив. Талантливые будут уезжать, кто-то будет спиваться, всё больше людей будут отворачиваться от власти. Именно из-за этого в прошлом веке в России два раза исчезло государство.
— При этом Россия существует уже тысячу лет. И как-то жива — прямо как «Яблоко».
— У меня есть предположение, что через 30-40 лет в мире не будет развивающихся стран, будут только развитые и отставшие навсегда. Смысл мировой политики второй половины этого века будет в поиске варианта их сосуществования. Я думаю, что «Исламское государство» — крайнее проявление этого начинающегося всё более широкого и глубокого раскола. Смысл того, что я делаю – не дать России выпасть из исторического европейского процесса, откатиться в средневековье, иначе она распадётся на куски, а распад будет чудовищно болезненным, все эти «цветные революции» последних лет покажутся дракой малышей на детской площадке. Чтобы избежать насилия в стране, приходится участвовать даже в наших нечестных выборах. Моя программа максимум – избежать насилия, но сменить систему.