Не возвращайтесь к былым возлюбленным…

Предчувствия, что новая «Ирония судьбы» — ерунда, конечно, оправдались. Э. Рязанов может с полным правом потирать руки и говорить: «Вы, нынешние, — ну-тка!». Куда им, нынешним…
Ни обаяния Жени Лукашина, хоть пьяного, хоть трезвого, ни холодноватого очарования молодой Б. Брыльски, ни пастернаковского, пусть и адаптированного, кружения метели, когда все возможно, — ничего и близко нет.
К. Хабенский выглядит уставшим и от себя, и от жизни, и от всей этой бадяги. С упорством троечника он отрабатывает актерский этюд, играя пьяного с интонациями А. Мягкова тридцатилетней давности. Слушать это невозможно. Фраза «Ну что вы меня все время роняете» может быть произнесена только однажды. Это штучный товар.
Новая Надя (Л. Боярская) – никакая. Попытка изобразить борьбу или хотя бы метания между устремлениями современной барышни, выбирающей между богатым и надежным, но не любимым, и порывистым, странным, но, возможно, любимым, провалилась. Это не прописано в сценарии, этого нет и в характере персонажа. Слово «героиня» совсем сюда не подходит.
Л. Боярская – коренная петербурженка, но ни следа того, что было уловлено тридцать лет назад польской актрисой. Молодая девушка без роду-племени – город, профессия, родители — любые. Операторская работа ничего не прибавляет образу. Как показать девушку, чтобы дыхание захватило, чтобы через взгляд камеры просвечивала судьба, — это авторы и не ставили себе задачей.
Старшее поколение – это отдельная песня. Все сверкают новыми зубами, изменившими дикцию, лицо – все… Смотреть на это – тяжело, жалко, местами стыдно. Что их заставило согласиться на это? От Мягкова просто дыхание перехватывает. Лучше бы он улетел в какой-нибудь другой город… Правда, начиная вспоминать, когда он появлялся на экране в последний раз, понимаешь, что страсть сниматься – сильная вещь, возможно, непреодолимая. А раз так, то жалость и снисхождение при оценке работы исключены. Один Ширвиндт молодец!
Нагромождения сюжета больше подходят телевизионным новогодним забавам самого низкого пошиба (клипово-рекламное прошлое режиссера непреодолимо). Все случайно, все как бы должно вызывать улыбку, но вызывает только одно – вопрос: «зачем?!».
Затем! Во-первых, нового ничего придумать так и не смогли. Ни одна новогодняя картина и близко не подошла к «Иронии судьбы». Во-вторых, это своеобразное присвоение (пусть и через уничтожение) чужого успеха, опыта, времени… А это не получается у людей с потенциалом Бекбамбетова. Вот Ираклий (ай да Безруков! Вот уж трудно было ожидать! А поди ж ты!) хорош, потому что — из этого времени, с характерными интонациями, замашками, собранностью, уверенностью в себе и внутренней слабостью, когда ситуация выходит из-под контроля.
А все остальные персонажи – знаки межеумочного состояния. Это что-то вроде ролевой игры, когда люди натягивают на себя маски из прошлого, обращение к которому почему-то считается хорошим тоном. Натянули, а что делать не знают. Тогда пили? Хорошо, будем подражать пьяным интонациям. Пели? Споем! Безрассудные поступки совершали? Пожалуйста. Хотя тут как раз расчет. Дядя Паша Ширвиндт предлагает Косте Лукашину подарить папе не унылый телефон (фильм можно рассматривать и как рекламу телефонной сети в полосочку!), а встречу с прошлым и отправляет его по известному адресу. И чуда нет, а один голый расчет. Как знак времени.
Замечательно, что Хабенский поет единственную песню из репертуара «московского гостя» — «не-е-ту жаны». А ведь папаша-то и другое пел, «Никого не будет в доме», например. И это было знаком не столько персонажа, сколько поколения. Как и «слова Ахмадулиной», и Цветаева, и уникальное пение Пугачевой, и Таривердиев — все самое настоящее. И слова протрезвевшего Жени, что он жалеет больных, потому что они «больные»… Да и разные мелочи, вроде снимания и надевания очков. А теперешний Женя Лукашин прикрывает шарфом пивной живот и выглядит куда старше своего отца тридцать лет назад.
И вообще тайна «Иронии судьбы» в том и заключалась, что Рязанов («случайно, не нарочно, а случайно», — как объясняет Мягков в том фильме) попал в самую точку того, что переживают все под Новый год. Этот фильм стал своеобразной предновогодней молитвой не верящей в Бога страны: пусть что-нибудь случится. Пусть случится чудо. Пусть я окажусь в такой же квартире, с такой же мамой, потому что только такие и бывают, но в ДРУГОМ городе. И пусть встретится любовь. И все – случается. И у вас тоже случится – обещает фильм нам. И мы верим, и у многих действительно случается. Ну, не в этом году, так в следующем.
Угадать такие интонации, сюжет, героев можно только случайно («чем случайней, тем вернее»), ощупью наткнуться на эту жилу и идти по ней, не особенно раздумывая, куда все это приведет. И привело же. Будто ухом припал к земле и услышал что-то такое…
Может, в 1975 году и надеяться-то было не на что? Может. Да не сказать, чтобы зрители «Иронии судьбы» так уж и страдали тогда. Настроение ведь Рязанов передал точно: елочный базар, зефир в шоколаде, шампанское, серпантин везде… Без всяких метафор и многозначительностей…Без ощущения удушающего застоя… Хотя именно тогда хоть в ту, хоть в другую сторону было далеко. И до перестройки, и до предыдущих бурных моментов. И вот эта «долина ровная» вымечтала себе чудо.
И сколько раз смотришь, столько раз попадает в точку. Как невозможное ни по каким кинематографическим законам чтение — лобовое, с выражением, на два голоса — стихотворение «С любимыми не расставайтесь» – прямо в яблочко.
А эти новые спецэффекты, пробка от шампанского, чуть не в космос улетевшая, — как это беспомощно, глупо, бездарно. Замирание всех персонажей в момент наступления Нового года… Речь Путина и объяснение под гимн… «Яду мне, яду!»
Бекбамбетов, впрочем, тоже нащупал нечто. Безликость времени, отсутствие у него своего языка. И это безликость требует личины, чтобы обрести хоть какое-то лицо. Вот и напяливает, решая присвоить лучшее. Но добро же победит.
Так что в кино не ходите, дисков не покупайте. Включите телевизор – там обязательно будет «Ирония судьбы» — и все будет хорошо.
С Новым годом!

Т. Морозова