Удивляет, что при наличии стольких противников и скептиков договор об ограничении стратегических наступательных потенциалов все же подписан. Что оказалось сильнее лоббистов и недоброжелателей? В первую очередь почти полное совпадение геополитических интересов России и США. Однако не стоит забывать и такого серьезного фактора, как личная воля двух президентов. Геополитически Россия столкнулась с небывалым в нашей истории случаем.

«Третья сила» решила важнейший для России вопрос, устранив серьезнейшую опасность, угрожавшую нашему югу — талибов. Сколько неуклюжих заявлений по поводу этой угрозы делали наши политики, вплоть до проекта в то время занимавшего пост секретаря Совбеза Сергея Иванова применить в отношении Афганистана силу. Заявление это было отчаянное — российская армия, находящаяся в тяжелейшем состоянии, к тому же в условиях, когда последние боеспособные части были скованы в Чечне, конечно ничего не могла противопоставить этим воинствующим мракобесам. Подобная операция стала бы для нашей страны второй — и последней — геополитической катастрофой. Но между тем и положение было отчаянным. Если бы не 11 сентября, не вмешательство США и не блистательно проведенная в Афганистане военная операция — уже этой весной, уже буквально сейчас талибы наводили бы свои порядки в Ферганской долине. Сопротивление Северного Альянса они бы смяли мгновенно, особенно после смерти Ахмад-Шаха Масуда.

Нужно отдать должное президенту Путину. Он отреагировал стремительно и точно. Поддержав США, он выступил против российского политического истеблишмента, в том числе, против своего ближайшего окружения. Вспомним «военный совет» 24 сентября, когда президент встречался с главами фракций Государственной Думы и членами президиума Госсовета, чтобы обсудить свое обращение к российскому народу. На встрече с ведущими российскими политиками он один выступил вовсе на стороне талибов, остальные участники высказались за нейтралитет, фактически означавший антиамериканскую позицию, и только два — Явлинский и Немцов — поддержали линию президента. Впрочем, все эти «советы» не помешали президенту дать команду к запуску в эфир обращения, записанного им на пленку накануне.

Выбор президента понятен. Какую бы серьезную проблему, стоящую перед Россией мы ни взяли — ее решение совпадает с интересами США. Это и расширение позиций России на рынке энергоносителей, и модернизация российской экономики, и борьба с международным терроризмом, и острейшая для России в недалеком будущем проблема Дальнего Востока, о котором мечтают китайцы — везде то, что приносит пользу нам, идет на пользу Соединенным Штатам.

Во многом нынешнюю республиканскую администрацию привела к власти резкая критика политики Клинтона в отношении Китая. Его линия на сближение с Пекином практически вела к тому, о чем писал небезызвестный Бжезинский — к кондоминиуму двух сверхдержав в XXI веке. Однако в результате речь шла бы не о США и КНР, а о США и так называемом «Большом Китае» — а этот монстр мог бы вобрать в себя не только Тайвань, но и Японию, и Дальний Восток. Смириться с новым уровнем российско-американских отношений ряду традиционно настороженным к роману с Россией политикам США помогло именно понимание китайской угрозы — среди них Рамсфельд, Чейни, Вулфовиц, Кондолиза Райс.

Характерный случай произошел на одном из круглых столов с послом США в России Вершбоу, когда он высказал брюзжавшим по своему обыкновению представителям российского истэблишмента простую вещь: «Союз с нами вам нужен больше, чем нам!» Увы, это правда.

В Америке тоже не все понимают, зачем нужен нынешний договор, если с чисто прагматической точки зрения он не нужен США вообще. В широких кругах американского политического класса бытует расхожая фраза: «You don’t matter». То есть «вы ничего не значите». Это их отношение не только к российским, но и ко многим другим политикам, ко многим странам в целом. Это, разумеется, опасное заблуждение. Однако опыт глобальной коалиции в борьбе с терроризмом и во время операции против талибского режима, а также роль России в этой ситуации заставили кое-что понять.

Договор — отнюдь не пустая, ничего не значащая бумажка. Этот документ означает поддержку президента Путина и его курса со стороны Вашингтона и согласие на более широкий формат дальнейших взаимоотношений, касающихся перечисленных задач: модернизации российской экономики, сотрудничества в энергетической сфере, борьбы с международным терроризмом, сдерживания Китая. Это не просто жест. Это начало диалога.

Что же касается скептицизма нашей политической элиты, то к отношениям с Западом весь наш политический класс относится скептически лишь потому, что если эти отношения зайдут «слишком далеко», то придется менять правила игры. Бизнес-элита не желает вступления в ВТО. Новоиспеченные олигархи хотят просто скупить остатки российской промышленности и выжать из нее все, что можно, а открытая игра им не по зубам и не по вкусу.

И тем не менее в области внешней политики у президента Путина гораздо больше свободы, чем в политике внутренней. Там он часто не может перекрыть питающие многие кланы финансовые потоки. Президент пользуется «внешним» шансом, и очевидно стремится завести процесс сближения с Западом за точку необратимости.

Источник: Андрей Пионтковский. Неожиданный договор. Политком.Ру, 26 мая 2002 года