Недавно премьер-министр Путин вновь высказался в том смысле, что хотел бы закрыть тему нечестной приватизации в 90-х годах, но пока не знает возможного механизма*. Его слова о намерении вернуться к вопросу о т.н. «приватизационном» налоге, прозвучавшие на февральской предвыборной встрече в РСПП, уже вызвали целый ряд заявлений, комментариев, публикаций по проблеме приватизации 90-х годов, включая печально известные «залоговые аукционы», и её наследия, требующего принятия определённых политических решений. Мнения, как правило, варьируются от отрицания наличия здесь какой-либо проблемы («вопрос можно считать закрытым и ворошить его не нужно») до констатации большого количества технических трудностей и, соответственно, непрактичности использования денежного платежа как метода легитимации собственности, полученной в процессе приватизации.

Тема, очевидно, требует серьезного обсуждения и поскольку в этой связи активно упоминалось мое имя, я считаю необходимым напомнить суть моей позиции более подробно и, учитывая контекст развернувшейся дискуссии, заново сформулировать некоторые тезисы.

Для начала хотел бы повторить несколько замечаний.

Во-первых, тот факт, что предложения сделанные почти 10 лет назад, до сих пор вызывают живые отклики, если не сказать страсти, доказывает, что проблема легитимации приватизированной в 90-е годы крупной собственности а) существует; и б) остается нерешенной. В ряде своих выступлений в прессе в середине 2000-х годов я действительно говорил и писал о возможности выплаты бенефициарами т.н. «залоговых аукционов» денежной компенсации за производственные активы, полученные ими от государства, в сущности, мошенническим способом. Но если обратиться к контексту моих предложений, нетрудно заметить, что они высказывались в процессе размышлений о том, как следует решать проблему легитимации крупной частной собственности в России (наиболее подробно эти размышления представлены в моей статье с таким названием в сентябрьском номере журнала «Вопросы экономики» за 2007 г. http://www.vopreco.ru/rus/redaction.files/9.pdf) в ситуации, когда общее отношение к праву нынешних владельцев распоряжаться этой собственностью является, по меньшей мере, неоднозначным. «Заболтать» эту проблему разговорами о том, что любая собственность священна, или о том, что, дескать, если поставить под сомнение правомерность приватизации крупной собственности, то пострадают граждане, оформившие приватизацию собственного жилища, — квартир и дач, — как показывает практика, все равно не удаётся. Отношение подавляющей части населения к крупнейшим собственникам-бенефициарам приватизации не меняется, и это продолжает «аукаться» им до сих пор. Да и «коллеги по цеху» не дадут забыть – кто сомневается, пусть почитает материалы лондонских судебных процессов.

Во-вторых, мною предлагался и предлагается комплексный подход к этой проблеме. Вопрос о той или иной форме компенсации бенефициаров этой приватизации обществу за упущенную выгоду – только один, притом не определяющий ее момент. Речь шла о комплексном, пакетном решении, в рамках которого государство брало бы на себя, в том числе, определенные обязательства по защите прав собственности, а бизнес – по обеспечению большей транспарентности своей деятельности. Речь также шла о том, чтобы был поставлен барьер между властью и бизнесом, который предотвращал бы их слияние на любом уровне, — включая местный, — и о создании работоспособного механизма, который позволял бы легко оспаривать и признавать юридически ничтожными любые сделки, совершенные с использованием административного ресурса. Речь шла, наконец, о создании на перспективу системы взаимных сдержек и противовесов в отношениях между государством, бизнесом и негосударственными общественными структурами (например, профсоюзами, всякого рода ассоциациями по интересам, которые, естественно, выполняют в том числе и функции лоббирования). Удовлетворение претензий общества к «приватизаторам» должно быть частью этого общего, комплексного решения, и без такого общего решения, в отрыве от него, подобная компенсация не будет иметь долгосрочного положительного эффекта. И уж тем более эта мера никогда не рассматривалась мною как способ пополнения бюджета или личного «возмездия» олигархам за их злоупотребление влиянием на власть в середине 1990-х годов.

В-третьих, речь в наших предложениях шла о том, что такая компенсация необходима в принципе, а какую конкретно форму она должна принять – предмет для экспертного обсуждения. Возможны разные способы компенсации обществу, в том числе и единовременный налог на бенефициаров – в том случае, если их можно конкретно установить, равно как и размер несправедливо полученной ими выгоды. Возможны определенные ограничения в отношении права распоряжения полученными в результате приватизации активами, возможно использование некоторых социальных обременений и т.п. Более того, мы говорили, что, скорее всего, решение должно быть сложным, с применением различных форм компенсации в отношении тех или иных конкретных активов, но это – вопрос, скорее, технический.

Настоящая проблема, без решения которой невозможно нормально жить и работать — отсутствие ясных и понятных правил ведения бизнеса на длительную перспективу. Это является в России главным препятствием для нормального развития частного сектора в целом и крупного частного предпринимательства – в особенности. Его преодоление будет оставаться невозможным до тех пор, пока мы не определимся, наконец, с вопросом о частной собственности на основные производственные активы.

Сразу оговорюсь – у нас нет проблемы с правом собственности на личные квартиры и пресловутые шесть соток. Да, есть проблемы с защитой этих прав в судах и, что еще сложнее, в реальной жизни, но само право граждан владеть этой собственностью не подвергается сомнению. То же относится и к традиционному мелкому предпринимательству – право распоряжаться своим магазином или парикмахерской всерьез никем не оспаривается, тем более что в большинстве случаев там и распоряжаться, по большому счету, нечем – не случайно такой бизнес выживает при любой власти или даже в отсутствие таковой.

Другое дело – крупные предприятия, которые по определению сильно зависят от власти и ее решений. Для того, чтобы частный бизнес мог заниматься ими с прицелом на длительную перспективу, вкладывал силы и средства в их развитие и модернизацию, необходимо четко определиться с вопросом, кто и на что имеет право, и будет ли это право признаваться властью и обществом через пять, десять или тридцать лет. Причем речь не только о формальном праве. На бумаге можно записать все, что угодно, но если это право не подкрепляется практикой отношений – три копейки ему цена. Единственно надежная гарантия – это сила инерции общественного сознания, которое признает (или не признает) возможность для граждан распоряжаться тем или иным имуществом в качестве их естественного и неоспоримого права. Понятно, что важная роль в этом процессе принадлежит и власти, которая своими действиями во многом формирует это сознание, хотя и не может при этом всецело его определять.
Так вот, я утверждал (и продолжаю оставаться при этом мнении и сейчас), что фигуранты списков богатейших предпринимателей нашей страны владеют своими ключевыми активами с большой степенью условности. Ни властная вертикаль, ни судебная система (в той степени, в которой она в состоянии сегодня действовать самостоятельно), ни масса обывателей не считают их полноценными хозяевами принадлежащих им активов. Скорее, они воспринимаются как скандально высокооплачиваемые управляющие государственным, по сути, имуществом. Да и сами они имеют четкое представление о границах возможного, понимая, что по-настоящему важные решения по распоряжению этими активами подлежат согласованию с властью как своего рода конечным собственником всех значимых активов на подконтрольной ей территории. А главное – то, что управляют они этими активами лишь до тех пор, пока на этот счет не будет принято иное решение, и в этом случае они могут рассчитывать лишь на «выходное пособие», размер которого будет определен субъективным мнением уполномоченных чиновников. И в этом случае ни обращение в суд, ни апелляция к общественному мнению ничего изменить не смогут. Соответственно, преодоление такой ситуации – ситуации абсолютно ненормальной с точки зрения интересов долгосрочного развития – требует целенаправленных активных усилий со стороны государственной власти и заинтересованной части бизнеса.

Я предлагал не ждать десятилетия, рассчитывая, что этот вопрос урегулирует себя сам, а форсировать легитимацию, то есть общественное признание реального, а не формального права конкретных частных лиц и их структур не просто управлять в своих интересах портами, рудниками, комбинатами и всем тем остальным, что в нашей стране не только в советское, но и в досоветское время рассматривалось как, в сущности, «государево» достояние, но и свободно распоряжаться ими — продавать, закладывать, перепрофилировать и т.д., не спрашивая на то высочайшего дозволения и не опасаясь произвольного их отчуждения по каким-то административным соображениям.

Далее я писал, что корни ущербности этого вида права собственности в России многочисленны и многообразны, и происхождение этой собственности (приватизация некогда «общенародного» достояния с помощью всякого рода непрозрачных и «кривых» схем) – не единственный и, возможно, даже не главный фактор, определивший подозрительное и, в целом, скептическое отношение к новым «хозяевам заводов и фабрик» и в общественном мнении, и в среде государственной бюрократии. Свою роль сыграли здесь и не самое удачное управление большей частью переданных бизнесу активов, и полукриминальные нравы, откровенно царящие в «олигархической» среде; и откровенные попытки использовать деньги для контроля за принимаемыми решениями на всех без исключения этажах и уровнях государственного управления, и сомнительная репутация российского бизнеса за рубежом, в результате которой иностранный бизнес был представлен в России не столько солидными, дорожащими своей репутацией международными корпорациями, сколько всякого рода авантюристами и бизнес-шакалами. Я считал и считаю, что решать вопрос необходимо так, чтобы все эти факторы оказались в поле усилий и договоренностей власти, бизнеса и общества.

Я предлагал тогда начать диалог между представителями правительства, политических партий, организаций предпринимателей, территориальных и отраслевых ассоциаций – диалог на уровне представляющих их экспертов с тем, чтобы выработать проект пакета законов, направленных на укрепление доверия к бизнесу, более четкое определение его прав и обязанностей, с одной стороны, и повышение его ответственности за результаты и методы ведения бизнеса – с другой. Речь шла о том, чтобы заменить закулисные договоренности цивилизованным лоббизмом и прозрачным для общества контролем за принимаемыми в интересах бизнеса государственными решениями. О том, чтобы исключить возможность подчинения деятельности отдельных ведомств, а также неправительственных организаций и объединений частным интересам конкретных бизнесменов и их групп. О том, чтобы правительство, со своей стороны, отказалось от «индивидуальной работы» с отдельными представителями бизнеса или их группами для выполнения тех или иных социальных или имиджевых программ под соусом «социальной ответственности» бизнеса или компенсации за прошлые «грешки». О том, чтобы общество имело полную информацию о результатах деятельности предприятий и компаний, с одной стороны, и об их конечных владельцах и выгодоприобретателях – с другой, чтобы иметь возможность судить о том, кто, как и в чьих интересах использует предприятия, составляющие ключевую часть национального богатства страны.

По сути, речь шла о своего рода публичном общественном пакте, в рамках которого все взаимодействующие стороны – федеральная власть, крупный бизнес и наиболее влиятельные общественные объединения (в частности, политические и профессиональные) попытались бы если не снять, то упорядочить и сгладить взаимные претензии путем принятия на себя определенных обязательств, в первую очередь относительно прозрачности и подотчетности взаимных контактов и отношений, и четкого разграничения сфер усилий и ответственности.

Конечная цель действий в этом направлении — демонтаж олигархической системы отношений. Я считал и считаю, что он необходим и осуществить его можно и нужно без нанесения вреда бизнесу, экономике, стране. Для этого, конечно, надо соблюдать несколько очень существенных ограничений.

Прежде всего считаю, что абсолютно невозможен административный пересмотр итогов приватизации, несмотря на все ее недостатки. В настоящих условиях такое перераспределение заведомо будет полностью лишено каких бы то ни было критериев. В результате могут быть изменены лишь фамилии собственников, а не система отношений власти и бизнеса. Действия по демонтажу этой системы не могут носить характер произвола или же носить по сути репрессивный характер.

Для решения проблемы я предлагал принять пакет законов, состоящий из трех основных частей, принимаемых обязательно одновременно.

Первое. С тем, чтобы исчерпать возможность спекуляций на документах «смутного времени» середины 90-х, необходимо принять законы об амнистии капитала, вплоть до уголовной, исключая убийства и другие тяжкие преступления против личности.

Вторая часть пакета предполагает введение компенсационного налога, порядок образования и расходования соответствующих социальных фондов.

Третья часть относится к урегулированию отношений бизнеса и власти, и самое главное — отделению их друг от друга. На протяжении последних почти двадцати лет финансирование политических партий непрозрачно. При этом те общественные сферы, которые не имеют за своей спиной финансовых возможностей для такого лоббирования, оказываются в Думе в очень слабом положении. Следовательно, необходимо принять законы о прозрачности финансирования политических партий и транспарентном лоббировании в парламенте. К этой же части пакета законов, мы относим и те, что создали бы основу публичного независимого общенационального телевидения, которого сегодня в России нет.

Реализация всех этих мер, гарантирует права собственности, защитит политическую власть от агрессивного давления сверхбольшого бизнеса и покажет обществу, что власти и бизнес предпринимают серьезные меры в деле восстановления справедливости.

Принятие такого или подобного пакета законов представляется сегодня единственной альтернативой бесконечному страху перед повторением истории с ЮКОСом.

В рамках такого решения я считал также необходимым предпринять ряд согласованных шагов, чтобы уменьшить, насколько это возможно, огромное чувство несправедливости, оставшееся у общества после памятной всем нам «большой приватизации»**. Напомню, что и тогда, и даже сейчас среди значительной, и отнюдь не только у люмпенизированной, как сегодня пытаются представить мои оппоненты, части общества, популярностью пользовалась идея «реприватизации», то есть отмены итогов приватизации 1990-х и проведения ее заново, причем в урезанной и гораздо более жесткой форме. Понимая абсолютную неприемлемость и опасность нового массового передела собственности, я считал целесообразным выделить случаи откровенно мошеннической раздачи государственных активов – в виде «залоговых аукционов», имевших все признаки притворных сделок, совершенных с использованием, в том числе, бюджетных средств в интересах частных лиц, а также в виде приватизации «в особом порядке», с отступлением от норм, закрепленных общим законом и регламентами.
Поскольку оспаривание этих сделок в суде с последующим восстановлением «статус кво» было делом крайне сложным, да и обоюдоострым, в качестве более практичного решения я предложил, чтобы бенефициары этих сделок так или иначе компенсировали обществу упущенную государством выгоду путем уплаты специального компенсационного одноразового налога на полученную ими дополнительную выгоду, а также путем принятия на себя определенных ограничений на коммерческое использование этих активов, которые бы не снижали экономической эффективности использования активов, предоставляя потребителям и обществу определенные преимущества или выгоды. Полученные средства могли бы аккумулироваться в специальных компенсационных абсолютно прозрачных внебюджетных фондах и расходоваться на внятные обсужденные так или иначе с обществом цели. При этом, я считал, не было необходимости затевать длительные споры о том, как, в какой форме и в каком объеме должен быть определен такого рода налог. В конце концов, его фискальный смысл не кажется мне определяющим или даже существенным – главное, чтобы плательщиком его с одной стороны были реальные выгодоприобретатели соответствующих сделок, а с другой — у людей появилось чувство хотя бы частичного восстановления справедливости. Тогда такой шаг позволил бы подвести, наконец, черту под спорами о приватизации и начать разговор о качестве управления и полномочиях крупных частных собственников с новой страницы. Такая мера была бы сродни «налоговой амнистии», периодически практикуемой во многих странах: как источник налоговых поступлений она вряд ли имеет особое значение, зато позволяет тем, кто этого хочет, избавиться от страха преследования и начать «новую жизнь» с точки зрения своих отношений с фискальными и, в целом, государственными органами. И так же, как и в случае с налоговой амнистией, детали определения объекта налогообложения могут сформулировать специалисты по критериям практичности и простоты решения. Главное – не в этих деталях, а в адресности обложения и гарантиях его окончательности, выдаваемых государством, а также в появлении у людей чувства, что владельцы рассчитываются с обществом за полученное «по блату».

Я согласен с теми, кто говорит, что вопрос «перележал» в долгом ящике, что решать его следовало гораздо раньше. Допускаю, что за время, прошедшее с середины «нулевых» болевые точки и приоритеты общественных настроений претерпели изменения, и острота ощущения несправедливости того, что происходило в десятилетии «девяностых», во многом притупилась, особенно на фоне беспрецедентного разгула коррупции и злоупотреблений властью в последние годы. Тем не менее, мы, действительно, находимся там, где находимся, и следует думать не о том, что нужно было сделать десять лет назад, а о том, что можно сделать сейчас.

Повторю, мне представляется, что, невзирая ни на что, вопрос о недостаточной легитимности крупной собственности не утратил и не утратит своей актуальности, и его проблемность не зависит от того, будут его поднимать в ближайшее время или нет. Повторю — вопрос гораздо шире, чем оценка юридической корректности «залоговых аукционов» или других сомнительных приватизационных сделок 1990-х гг., суть проблемы – в том, что большинство наших делегатов в списках «Форбс» так или иначе назначены миллиардерами и «капитанами российского бизнеса», и кто бы что ни говорил, в глубине души все понимают, что назначают не хозяина-собственника, а управляющего. Перед глазами – совсем свежие примеры с хозяевами Банка Москвы и «Интеко», и в ближайшие полгода, по моим ощущениям, мы сможем увидеть несколько новых любопытных сюжетов из той же серии. И, если в ближайшие годы страну не постигнет катастрофа, какая-то форма урегулирования отношений собственности в духе того, что я предлагал пять лет назад, будет необходимой.

Я не знаю, какую форму это может принять – многое зависит от понимания проблемы и образа мышления главных участников процесса. Тем не менее, над конкретными шагами придется думать и думать немало, поскольку «само» — «не рассосется», — ни при бездействии, ни при поспешных и неуклюжих действиях или же при очередной иммитации и кампанейщине. Не стихнет до конца, даже если нефть будет стоить двести долларов за баррель, а все «несогласные и недовольные» дружно уедут из страны. В этом контексте я не вижу ничего невозможного и в том, чтобы, при определенных условиях, вернуться к идее «закрытия» истории с залоговыми аукционами и другими специфическими эпизодами приватизации путем выплаты ее бенефициарами определенной компенсации. Во всяком случае, каких-то непреодолимых технических преград на этом пути я не вижу. Выяснить, какой конкретно Иванов-Петров (или совсем не Иванов-Петров) был выгодоприобретателем той или иной сделки, не так уж сложно, особенно при наличии политической воли и тщательно проработанного механизма, при котором те самые выгодополучатели будут ощущать для себя не вред, а далеко идущую пользу от такого процесса. А рассчитать адекватную сумму компенсации на основе уместных в таком случае критериев – задача, с которой легко справится группа не самых высокооплачиваемых экспертов. Процедурно и этически труднее, но также возможно решить этот вопрос и в случае, если собственность прошла за последние годы через разные добровольные и принудительные «эстафеты».

Главное – это решимость начать решать, наконец, застарелые институциональные проблемы, мешающие нашей экономике двигаться вперед. А вот что необходимо для того, чтобы такая решимость появилась, и какие для этого нужны политические перемены – это вопрос, на который всем нам придется ответить, и уже в самое ближайшее время.
______________________________________________________
* Путин хотел бы закрыть тему нечестной приватизации в 90-х годах, но пока не знает возможного механизма
Москва. 7 марта. ИНТЕРФАКС — Премьер-министр РФ Владимир Путин считает целесообразным закрыть тему так называемой нечестной приватизации в 90-х годах, но пока не знает возможного механизма для этого.
«Я считаю, хорошо было бы такую формулу найти (закрыть тему нечестной приватизации. — ИФ). Сможем ли мы это сделать, я не знаю. В принципе, коллеги в правительстве тоже думают над этим. Посмотрим, что из этого получится», — сказал он журналистам в среду в Москве.
Отвечая на вопрос журналистов, когда может быть принято решение о механизме закрытия темы с нечестной приватизацией, который В.Путин анонсировал в феврале, когда заявил, что это может быть разовый взнос или какой-то другой алгоритм, он отметил, что «здесь несколько элементов — нужно найти такую формулу, которая была бы приемлема и для «приватизаторов» 90-х годов, и для общества, чтобы эта тема была закрыта окончательно». «Можно ли найти такую формулу — я не знаю. Я, когда об этом говорил, то сказал, что это предложение было Григория Алексеевича Явлинского», — добавил В.Путин.
Он сообщил, что правительство готово и с командой Явлинского «подумать вместе, активно поработать».

** Эта тема регулярно поднимается в ходе общественных дискуссий. А накануне думских выборов группа парламентариев даже подготовила законопроект, предполагающий взимание в госбюджет 20% имущества лиц, получивших сверхдоходы от приватизации, проводившейся в 90-х годах. «Шлейф темного прошлого российских капиталов существенно осложняет развитие в России цивилизованного отношения к частной собственности», — отмечается в итоговом докладе ВЦИОМ (2007). Большинство предпринимателей (62%) убеждены, что эти отношения еще не сложились, 65% дают негативные оценки уровню защищенности частной собственности законом. Пока возникают в обществе дискуссии в отношении итогов приватизации, легитимность част¬ной собственности постоянно будет подвергаться сомнению. По¬этому большая часть респондентов (58%) согласны на компромиссный шаг навстречу обществу: пересмотреть результаты отдель¬ных сделок, совершенных с явным нарушением закона. Недопустимым ставить под сомнение правомочность нынешних владельцев собственности считают 17%, к новому тотальному дележу не готовы лишь 15%». .(РБК daily, 06.12.2007, http://www.rbcdaily.ru/2007/12/06/focus/307192). Не думаю, что сейчас, спустя немногим более четырех лет, что-то в этом отношении существенно изменилось.