Публикация неизвестного ранее в полном объеме письма видного деятеля российского социал- демократического движения Павла Борисовича Аксельрода, снабженная обстоятельным справочным материалом и серьезным анализом исторического контекста, представляется ценной в научном смысле и важной для понимания истории России и, в особенности, демократического движения.

Кроме того, это исследование актуально. Помимо нравственной оценки большевизма и его преступлений чрезвычайно важным является знание реальной истории большевизма, постижение его глубинной логики, критический анализ усилий в политической борьбе с ним.

Первое, что обращает на себе внимание при чтении письма Павла Аксельрода, — это постоянно возникающие аналогии с процессами, событиями и отношениями, возникающими в сегодняшней России. Размышляя о большевиках, автор затрагивает проблемы, которые остаются мучительными и для современной российской демократии:

«Как! Разве знамя коммунизма дает иммунитет на варварское угнетение и закрепощение полуторастомиллионного населения? Разве оттого, что победоносная аракчеевщина торжествует свои оргии в коммунистическом облачении, она становится силой, менее дикой, менее варварской и менее бесчеловечно-жестокой по отношению к трудящимся массам, чем аракчеевщина первобытная, чуждая всяких хитростей и современных идеологий?» (Стр. 57).

Сразу же хочется заметить: а «знамя и атрибуты демократии» и титул «демократов и либералов» дают «иммунитет на» проведение антидемократических реформ и авторитарной политики в современной России? Дискуссии на эту тему не стихают, а только обостряются. Это касается и власти, широко имитирующей «демократические формы», и записных демократов и либералов, постоянно стенающих о беспринципном и оппортунистическом объединении всех со всеми включая ортодоксальных большевиков, национал-большевиков, антисемитов, националистов, так называемых «демболов» — «демократов-большевиков», проводивших реформы 90-х.

Для того, чтобы проследить эти поразительные аналогии, достаточно поменять лишь некоторые слова. Например, царский режим на тоталитарный, советскую, большевистскую систему – на нашу сегодняшнюю «суверенную демократию», западную социал-демократию, «интернациональную социалистическую интервенцию — на западные демократии, «Большую восьмерку», американский политический истеблишмент.

Аксельрод пишет: « Но если избавление «советской» диктатуры [читаем: суверенной демократии] не может быть достигнуто без нового государственного переворота, а подготовка революционно-демократического переворота до крайности затрудняется, можно сказать, исключается самим положением, всей совокупностью условий существования пролетариата [демократов] и социалистических партий под советским [путинским] режимом, то сам собою навязывается вопрос: где же выход из этого тупика». И далее: «Ответом на этот вопрос и явилась мысль об организации интернациональной социалистической интервенции [санкций США, Европейского союза, международных организаций типа ОБСЕ, визовых ограничений для российских чиновников, замораживаний их счетов и т.п. ] против большевистской [путинской] политики террористического подавления всякой, самой мирной пролетарской и демократической оппозиции и в пользу восстановления политических завоеваний февральско-мартовской революции [перестройки и победы над путчем в августе 1991 года]». (Стр. 59).

Перед нами, фактически, современный «политический диспут» об исключении России из «Восьмерки», характерный для «оппозиционеров», склонных к жалобам Западу в зарубежных газетах и на конференциях.

Правда, Аксельрод чуть ниже замечает, что «о выступлении западной социал-демократии [западных правительств] против тиранической диктатуры большевиков[ «суверенной демократии» ] в России и теперь еще приходится говорить только, как о чем-то желательном и необходимом для спасения русской демократии…». (Стр.61.)

Он умен и опытен и потому легко объясняет причину такого отношения на западе к российской трагедии: «Вы, самодержцы советской России, предоставьте нам, западным центристским партиям известную «автономию», не лишайте нас прав и свобод, отвоеванных у буржуазии нашим пролетариатом, терпите наши электоральные и всякие иные привески к фразеологическому ультра революционизму, [предоставьте нам, западным правительствам, газ и нефть, сотрудничайте в области нераспространения ядерного оружия, помогайте в войне в Афганистане] а мы за то, со своей стороны, закроем глаза [на все, что происходит в сегодняшней России] на все ужасы, творимые большевиками в России, на аракчеевски-крепостническое угнетение ими народных масс в ней, на деспотическое уничтожение варварски-террористическими средствами всех демократических завоеваний мартовской революции, мы по-прежнему будем терпимы, индифферентно относиться к мучениям, которым советская власть подвергает русский народ, будем ей даже петь восторженные гимны, во имя русской и всемирной революции [демократии]» – такова объективная «подоплека», таков внутренний смысл торга…». (Стр. 73)

«…Теория, всецело санкционирующая большевизм в России, и, безусловно, отвергающая его для Запада. … Она служит теоретической базой для санкционирования большевистского режима в России — на пользу Запада — и для отвержения его на Западе.» (Стр.46, 49). На западе «абсолютно необходимо сохранить независимость своей прессы от диктаторских приказов и распоряжений из Москвы; ну, а русским товарищам можно совсем без собственной прессы обойтись. Вообще, для партий социалистических на Западе … считают всякие элементарные права и свободы «гражданина и человека» столь же необходимыми, как воздух, пища и свобода движения для отдельных индивидуумов; а русская социал-демократия … пускай себе обходятся, как хотят, без всех этих элементарных условий существования и развития партийно-политического организма …» (Стр. 73)

И сейчас, как почти сто лет назад, ведущие политики, политологи и журналисты на Западе, кто в кулуарах, а кто и вслух, рассуждают о том, что «суверенная демократия»: без разделения властей, без независимого суда и независимой прессы, без самостоятельного парламента и подотчетного народу правительства, без открытых и справедливых выборов – вполне подходит России. Правда, для Запада, это, конечно, абсолютно неприемлемо.

Крупные, масштабные умозаключения автора письма дополняются конкретными и столь же хорошо знакомыми современным политикам коллизиями:

«Не иллюстрируется ли достаточно ярко беспардонный оппортунизм западных товарищей по отношению к «азиатской» подоплеке «советской системы» и их преднамеренное стремление скрыть эту подоплеку … хотя бы, например, тем фактом, Вашу брошюру (Ю.О. Мартова – Г.Я.) против террора… они в своей прессе абсолютно замолчали.

Я пытался издать ее в Берлине на свой счет…, но и это не удалось. Это один из бесчисленного ряда примеров объективно предательского отношения их к подлинной, настоящей русской революции и преступного индифферентизма к безграничным страданиям жертв большевистско-азиатского режима». (Стр.72).

Павел Аксельрод твердо привержен принципам плюрализма, диалогичности, демократичности, пусть по-своему понимаемой, свободы, наконец, он прямо говорит о своем категорическом отрицании того, «что большевики представляют теперь — не в декретах и на парадных «конгрессах», а в действительности — пролетарские и крестьянские массы России».

«…Большевистская власть является диктатурой не пролетариата, а над пролетариатом (и крестьянством)» (стр. 84) – убежден он, и это убеждение абсолютно позволяет Аксельроду сказать о необходимости решительной борьбы с большевизмом, несмотря на все схожие с социал-демократами «политические одежды». Не боится Павел Борисович и того, что эта «борьба, в данном случае происходит внутри одного и того же класса, между двумя его фракциями».

«Я все-таки остаюсь при том убеждении, что в борьбе с этой властью мы имеем право прибегать к таким же средствам, какие мы считали целесообразными в борьбе с царским режимом» — заключает он. (Стр. 57).

Павел Аксельрод верно понял самую суть большевизма еще до того, как он стал более чем полувековой политической практикой: «Большевистский якобинизм — это трагическая пародия на психологической основе геростратизма и «сверхчеловеческого» аморализма… Не из полемического задора, а из глубокого убеждения я характеризовал 10 лет тому назад (т.е. в 1910 году! – Г.Я.) ленинскую клику прямо – шайкой черносотенцев и уголовных преступников внутри социал-демократии. Такого же характера методы и средства, при помощи которых ленинцы достигли власти и удерживают ее в своих руках». (Стр. 51).

Мало этого, теоретик российской социал-демократии адекватно оценивал масштабы опаснейшего явления: «Большевизм, во всяком случае, есть большое всемирно-историческое явление, которого нельзя объяснить наскоро, мимоходом. Я хотел бы иметь необходимое душевное спокойствие и достаточно свободного времени, чтобы углубиться в изучение его исторических корней».

Однако признать историческое значение большевизма для Аксельрода не означало принять его: «Представление об историческом raison d’etre (смысле существования) большевизма, о наличии причин, вызвавших его на авансцену истории, ничуть не вытесняет из моего сознания того факта, что большевики достигли власти путем грубейшего, бессовестного обмана». (Стр. 55).

Актуальность письма Павла Аксельрода далеко не только в аналогиях исторического и политического дискурса. Его оценка большевизма и раскрытие его сути дает основания сделать вывод о том, что большевизм открыто действует в России и сегодня.

Россия вновь проходит тот же цикл. К счастью, он пока не столь жесток и кровожаден, но во многом, особенно в своей логике, очень схож. Во времена Аксельрода большевизм утверждался как государственно-политическое устройство и идеология в форме советской системы. Эта форма просуществовала 70 лет, попыталась провести перестройку, потерпела крах и перестала существовать. Однако большевизм как система отношений, принципов, способов и критериев принятия решений, как управленческая психология, как отношение государства к человеку, наконец, как народная культура (если это можно назвать культурой), сохранился и в последние годы занял господствующие положение в обществе и политике.

Это, прежде всего, предельный оппортунизм властей и их абсолютная всеядность в практической политике.

Широко используемый принцип: чем хуже, тем лучше, что свойственно и властям – например, во внешней политике, и разношерстным политическим группировкам, называющим себя оппозицией.

Повседневная жизнь и политика по логике: цель оправдывает средства. С чем согласны 47 процентов молодых россиян(1).

Подчинение нравственности политической конъюнктуре и подмена блага народа – благом государства-державы. При этом, естественно, держава – цель, народ – средство, материал для осуществления цели.

Постоянное навязывание несбыточных задач, эксплуатация религии, имитация и полное выхолащивание общепринятых норм и эффективных политических форм.
И если к этому добавить непрерывное личное обогащение относительно узкой группы лиц, несменяемо находящейся у власти, то можно полагать, что перед нами картина современного российского большевизма.

Важнейшим его фундаментом является то обстоятельство, что «значимая часть населения считает, что вождь и есть спаситель, а насилие и есть путь к правде».

Большевизм отражает глубинные проблемы общества, его расколотость, высокий потенциал дезорганизации, неспособность решать проблемы усложняющегося мира, попытки поиска выхода из совершенно новой ситуации исключительно с помощью старых решений, принципиально некритическое отношение к собственной истории.

Способы решения этих бесконечно сложных проблем, вероятно, содержались в европейском либерально-модернизационном цивилизационном опыте. Однако эффективное использование этого опыта требовало глубокой диалогичности, постепенности, осмысленности в действиях и категорически не предполагало радикализм и насилие в реформах. Реформирование страны с помощью радикально «либеральных» рецептов естественно трансформировалось в догматически марксистскую практику – первоначальное накопление капитала всегда преступно, а экономический базис автоматически предопределит общественно-политическую надстройку. По этим истинно большевистским рецептам осуществлялась политика реформ в 90-е годы.

Странные «либералы», пришедшие к власти в результате распада СССР, верили, как и большевики, что они являются носителями всеспасительной волшебной программы, своеобразной версии «исторической необходимости», которую следует провести в жизнь любыми средствами. «Реформы» проводились через ограбление вкладчиков, через стремление экономическими методами вынудить всех идти по пути капитализма,… вытолкнуть людей в рынок под угрозой лишения и лишая их средств существования»(3). В конечном итоге все это вызвало «народный гнев», подорвало возможности будущего страны. Возник укрепляющийся авторитаризм, который «законсервировал» сложившиеся в период большевизма методы принятия решений. Выход на новый уровень разработки более эффективных решений не состоялся. Вместо этого воспроизвелась культура и организационные формы власти, управления и принятия решений, свойственные историческому опыту страны в условиях большевизма. Россия пошла по кругу, по спирали, ведущей к новому кризису. За почти сто прошедших лет большевизм не стал менее опасен и более эффективен. Наоборот, ХХI век, вне всякого сомнения, существенно ускорит драматическую развязку.

Сегодня, пожалуй, самое большое беспокойство вызывает ситуация в мире и особенно отношения с ним России. Нынешние руководители России повторяют, что они проповедуют прагматическую, неидеологическую политику и агрессивно настаивают на ее принятии международным сообществом. Они ратуют за суверенитет государств и невмешательство в дела суверенных государств, в каких бы вопиющих зверствах и нарушениях прав человека ни обвинялись их правительства. Иными словами, за современный большевизм в форме суверенной демократии. Российские лидеры (в этом смысле так же, как и исламские фундаменталисты) ставят перед собой задачу разрушить сложившиеся после Второй мировой войны либерально-модернистские правила и утвердить современный большевизм в качестве так называемого «полюса многополярного мира».

С точки зрения современного постмодернистского большевизма, международные отношения — это игра с нулевым результатом, доверие — это ничего не стоящий товар, компромисс не создает добавленную стоимость, а премия выплачивается за военные победы.

Утверждение, что основой холодной войны была попытка Советского Союза продвигать в мировом масштабе свою идеологию, а у сегодняшней России такой идеологии нет, поэтому и нет опасности холодной войны, — ошибочно. Сегодняшняя Россия навязывает миру примерно ту же, по сути, идеологию, но без коммунистической упаковки – тотальное пренебрежение к правам человека, систематическая ложь и пропаганда, отсутствие разделения властей и независимого правосудия, национализм и ксенофобия, несменяемость власти, теперь дополненные условным характером частной собственности и полной зависимостью предпринимателей от всемогущей государственной бюрократии. Все это относится к «суверенным ценностям» и предполагается культивировать в «зоне российских интересов» — на просторах СНГ. Как и раньше, у этой новой-старой идеологии есть союзники. В частности, Шанхайская организация сотрудничества – это, фактически, организация стран «реального большевизма», отвергающих основополагающие принципы прав и свобод человека и претендующая на роль соответствующего полюса «многополярного мира».

Как тут не вспомнить о критике Аксельродом западных коллег за то, что те, руководствуясь лозунгом «моя хата с краю», проглядели, как большевизм, «аки тать в нощи», появился и в их странах? О понимании того, что большевизм «есть большое всемирно-историческое явление, которое нельзя объяснить наскоро, мимоходом»?

Давая бескомпромиссную и точную оценку большевизму, Павел Аксельрод, однако, выявляет и абсолютную неспособность найти выход из создавшегося положения. Меньше всего это замечание является упреком Павлу Борисовичу. Скорее всего, в тот исторический момент, когда писалось это письмо, выхода уже и не было, тем более на методологической основе марксизма, пускай и не догматически понятого.

Автор письма ищет выход в опоре на западные политические силы, но сам же пишет о неспособности и преступном нежелании этих самых западных демократических сил что-либо сделать для помощи русской демократии. Он настаивает на необходимости реальной и честной опоры на пролетариат и рабочий класс и сам же точно и безжалостно дает характеристику этой «опоре», как по существу люмпенизированной и ни на что политически не способной части населения, которая всего за три года с удовольствием пошла в услужение и охранители к большевикам. Трагические тупики.

Говоря о них, конечно, нужно помнить, что Павел Аксельрод был ограничен своим пониманием роли рабочего класса и установкой на вооруженную и насильственную смену власти. История убедительно показала, что опора на пролетариат и его способность управлять производством и государством – это опасный миф, который никогда не был и не мог быть реализован на практике. Собственно, несмотря на всю риторику о пролетариате и рабочем классе, Аксельрод все же был реалистом: «Я вполне допускаю, что за три года царствования большевиков люмпены, на которых они опирались в первое время все, или в огромном большинстве, успели уже превратиться в почтенное сословие «убежденных» сторонников и охранителей большевистской власти. Но зато немалое число настоящих или полубольшевиков за эти годы превратились в моральных люмпенов, занимающих военные, полицейские и штатские высшие посты в военной и гражданской армии «советской» власти. Не знаю, много ли «садистов» в этой армии или во главе ее. Но, признаться, вполне допускаю, что недоброй памяти Урицкий был садист, что Дзержинский чистейший психопат, и что в бесчисленных чрезвычайках немало таковых мужского и женского пола. Допускаю, с другой стороны, что сохранился еще очень небольшой контингент большевиков, верующих в необходимость и благотворность большевистского режима. Деникинские, врангелевские и другие черносотенные банды столь же по-большевистски, а местами и еще более варварски, чем самые левые заправские большевики, расправляющиеся с населением «завоеванных» ими областей, польская оффензива — все это служит на пользу «советской» власти и парализует или ослабляет в некоторых кругах антибольшевистское оппозиционное настроение. Наконец, быть может, — я не могу отсюда судить, — вводят ли Вас [в заблуждение] односторонние сообщения случайных и поверхностных наблюдателей, – или нет – в самом деле, и в некоторых численно ничтожных слоях населения, не входящих в состав привилегированных, проявляется даже нечто вроде большевистского патриотизма. Но при царском режиме ведь 9/10 крестьянско-рабочих масс, если не больше, телами и душой преданы были царю и являлись опорой власти, угнетавшей и порабощавшей их. И разве среди чиновничества, офицерства и дворянства мало было честных людей и искренних идеологов полукрепостнического строя?» (Стр. 56).

Трудно отказаться от обильного цитирования письма. Замечания Павла Аксельрода, его искренность, ассоциации, которые возникают при прочтении, заставляют еще и еще раз осмысливать сегодняшние политические реалии. Письмо Аксельрода показывает целый ряд практически важных аспектов противостоянию большевизму и в этом его не только исторический, но и совершенно практический смысл.

Письмо Павла Аксельрода актуально еще и тем, что в нем не только показана опасность большевизма. В письме раскрывается логика рассуждений, глубина и сложность конфликта внутри демократических сил, как в России, так и в мире, когда практически действует имитационная система с тогда революционно-пролетарской, а сегодня демократической риторикой. Становятся понятными противоречия, вытекающие из этого обстоятельства, прежде всего для практической политики, для разъяснения необходимости отличать истинные ценности свободы и демократии от демагогии, нацеленной на удержание власти.

Павел Борисович Аксельрод высказывает в своем письме много важных мыслей, имеющих прямое практическое значение для сегодняшнего дня. Например, прочтение письма еще раз убеждает, что никогда не надо идти на отказ от принципиальных базовых ценностей, таких как свобода, человеческие права, реальная демократия, какими бы ни были предполагаемые выгоды. Бороться за них нужно со всеми, кто их попирает, независимо от политической конъюнктуры и теории «меньшего зла». «Меньшее зло», побеждая большее, становится еще большим.

Это означает, что не должно быть объединений с теми, кто в своей политической практике следует принципам и методам большевизма. Поддержка таких сил, как бы они себя ни называли, опасна и контрпродуктивна.

Более того , попытки сотрудничества и уступки большевистским политическим структурам чреваты крахом. Большевики не могут быть ничьими союзниками. Их отношения с партнерами конъюнктурны. Большевики всегда исходят из принципиальной допустимости и даже необходимости обмана партнера, как только это им кажется выгодным и возможным. Соглашательство, придумывание оправданий, попытки склеить в единое целое отдельные, якобы положительные, части, защита чести демократического мундира и при этом отказ от стержневых ценностей ведут к потере позиции. Ни при каких обстоятельствах невозможно, например, согласиться с коррупцией, криминальной приватизацией и экономической моделью, обслуживающей интересы подавляющего меньшинства во имя каких бы то ни было «пролетарских (читай: демократических) задач». Коррупция и криминальная экономика быстро становятся политикой, и по существу означают переход из плоскости политики в сферу уголовщины, что типично для большевиков, но неприемлемо для современного общества в принципе. Наши «адвокаты» и «охранители» ельцинской политики, корыстные и бескорыстные – демократы, либералы, бывшие диссиденты-правозащитники, — не сильно отличались и отличаются от Мартова, искавшего положительные стороны в большевиках и компромиссов с ними.

Важным аспектом является понимание и оценка Аксельродом Февральской революции 1917 года как реальной и исторически необходимой «подлинной русской революции». Это особенно актуально сегодня в условиях углубляющегося кризиса российской самоидентификации. Письмом Аксельрода вновь вносится на историческое рассмотрение отправная точка нашего сегодняшнего движения прерванного большевистским переворотом.

Очень серьезным, сложным и злободневным вопросом являются опасные политические иллюзии. Например, того, что подлинная революционная народная энергетика сохранилась и после трехлетней большевистской диктатуры, что придает рассуждениям о сопротивлении большевикам некий мечтательный смысл. Когда, например, И. Г. Церетели пишет: «Я согласен с Вами, что в смысле личном Ю.О. и другие проявляют в борьбе с большевизмом прямо геройскую смелость и самоотвержение, но в смысле политическом их оппозиция чрезвычайно двойственна, несмела и потому бесплодна», то совершенно упускается из виду, тот факт, что аппелировать уже было не к кому. Не было и невозможно было ожидать внутри страны никакой массовой поддержки для однозначной, верной и честной политической оппозиции большевикам со стороны российских социалистов. Все это напоминает ощущения сегодняшней российской либерально-демократической публики, которой кажется, что настроения конца 80-х – начала 90-х все еще существуют и являются массовыми.

Аксельрод не прошел мимо и эволюционных методов борьбы либеральных октябристов, но сам же их решительно отверг как бесплодные и абсолютно скомпрометировавшие себя «надежды земских либералов в моменты, когда наступило некоторое ослабление режима безграничной бюрократической необузданности» (стр. 52). Он категорически отметал всякие соображения о возможности демократизации большевистских советов. Наконец, письмо еще раз напоминает нам и об опасной утопии социалистических идей в понимании Мартова и, возможно, Аксельрода в той части, которая не касается отношения к большевизму

Когда Аксельрод говорит о «…всяких элементарных правах и свободах «гражданина и человека» столь же необходимых, как воздух, пища и свобода движения для отдельных индивидуумов…» (стр. 73), он имеет в виду только так называемые «пролетарские массы и революционеров социалистов». Эту опасность в письме Аксельрода нельзя не видеть, как и его революционность, и готовность к применению силы и соответственно к кровопролитию во имя далеко не бесспорных целей и идеалов.

Несмотря на это, Павел Борисович Аксельрод вызывает глубокие симпатии. Публикуемое письмо передает драму человека, который почти физически ощущает суть опасности большевизма, пытается ее объяснить и в глубине души не понимает, почему испытанные верные соратники не видят важных очевидных истин. Он бессилен.

Большевизм сегодня – это и политика Путина-Медведева, и практика некоторой, весьма шумной политической группы, объявившей себя оппозицией. Основной принцип — «цель оправдывает средства» почти не оставил места иной политике в России. Масштабы большевизма в России сегодня таковы, что это уже не просто тактика достижения чего-то. Большевистская формула стала самодостаточной, превратилась в стратегию. До сих пор в России «большевизм был и остался силой … реакции, независимо от того, какими формами он прикрывался» (А.Н. Потресов). Он увековечивает «самые отсталые, азиатские формы движения» в противовес европейским (И.Г.Церетели).

Сейчас, как и тогда, мало кто понимает, куда ведет эта дорога.

Отказ от большевизма в его самых разных ипостасях необходим сегодня не меньше, чем в первые десятилетия прошлого века.

Публикация письма Павла Аксельрода, безусловно, шаг в этом направлении.

24-27 сентября 2008 г.

==============================
1. Опрос центра Левады, сентябрь 2008 г.

2. А.С. Ахиезер, А.П. Давыдов, М.А. Шуровский, И.Г. Яковенко, Е.Н. Яркова «Социокультурные основания и смысл большевизма. «Сибирский хронограф», Новосибирск, 2002, стр. 604.

3. Там же. — Стр. 590, 591.