Провал

Террористическая атака на США 11 сентября 2001 года ознаменовала наступление эпохи с качественно новыми вызовами и требованиями к глобальной политике. И 20 лет назад были реальные предпосылки встретить эти вызовы осознанно и вместе. Россия входила в «Большую восьмерку», в феврале 2001 года Москву посетил генеральный секретарь НАТО Джордж Робертсон, и президент Владимир Путин предложил ему обдумать возможность создания Россией, ЕС и США совместной системы противоракетной обороны для Европы¹. Кроме того, Путин стал одним из первых мировых лидеров, заявивших о поддержке администрации президента США Джорджа Буша-младшего в борьбе с терроризмом. Эта поддержка была выражена российским президентом вопреки мнению большинства представителей политической «элиты» России: почти все, кто присутствовал на встрече Путина с лидерами думских фракций и президиумом Госсовета в сентябре 2001-го, высказались за сохранение особой позиции России — нейтралитета в схватке с террористами (а один из присутствовавших даже предложил поддержать «Аль-Каиду»). И только двое участников заседания — лидер фракции СПС Борис Немцов и я в качестве лидера «Яблока» — заявили, что в интересах России в этот важный момент проявить солидарность с американцами. Возможно, решение Путина было связано с желанием на фоне войны в Чечне подчеркнуть, что борьба с терроризмом — общая задача и не стоит постоянно попрекать Россию контртеррористическими операциями на Северном Кавказе. Тем не менее возможность выгодного не только для России и США, но и для всего мира сотрудничества в тот момент была. Так же как и ощущение, что мы, представляя единую цивилизацию, можем плечом к плечу выступать по важнейшим вопросам глобального развития и противостоять угрозам нового уровня².

Нью-Йорк, США. 11 сентября 2001 года // NTB scanpix

Президент США Джордж Буш-младший и министр обороны США Дональд Рамсфельд у здания Пентагона после теракта, 12 сентября 2001 года // Reuters, Kevin Lamarque

«ОХОТА НА КОМАРОВ»

В начале февраля 2002 года в Вашингтоне я встречался с Кондолизой Райс, на тот момент советником президента США по национальной безопасности, и несколькими ее сотрудниками. Обсуждали подготовку соглашения о новых стратегических отношениях между Российской Федерацией и Соединенными Штатами Америки, которое должно было быть подписано в рамках намечавшегося визита американского президента в Москву³. Зашел разговор о военной операции американцев в Афганистане и о планируемом вторжении в Ирак. Оценивая действия США, я отметил, что Америка, конечно, первая страна в мире по уровню вооружений и мощности армии, а также по экономическому потенциалу и масштабу влияния на мировую политику. Да что там первая — американцы по этим позициям заняли все места с первого по десятое. Но только по меркам ХХ века. «В ХХI веке, — говорю, — все уже по-другому». В вашингтонском кабинете воцарилось молчание. Через несколько секунд госпожа Райс попросила меня объяснить, что я имею в виду.

И я, как смог, объяснил. Представьте, говорю, что вы собрались на охоту на крупных и опасных зверей. Для этого вы, естественно, берете с собой соответствующее оружие: мощные крупнокалиберные винтовки, штуцеры, карабины и т. п. И вот вы заходите в джунгли — и вас внезапно атакуют смертельно ядовитые комары. Что вы можете сделать со своим замечательным оружием? Как вам помогут ваши условные авианосцы, космическое оружие, ракеты и самолеты в борьбе с ядовитыми комарами?

На этот раз молчание длилось минуту. И потом кто-то из помощников Райс сказал: «А мы будем бомбить гнезда комаров».

Вот-вот, говорю, чем-то похожим вы и занимаетесь. Но дело в том, что у комаров нет гнезд. Комары живут на болоте. И чтобы победить комаров, надо осушить болото. Необходима мелиорация, а это совсем другое — не война и не бомбежка.

В этом, пожалуй, ключевой момент для понимания действий американцев в Афганистане, Ираке и других «горячих точках». В ХХI веке нужна совсем другая работа: ликвидация запредельного неравенства и глобального монополизма, честная конкуренция, равное уважение ко всем без исключения людям, международное сотрудничество, повсеместно доступное начальное образование, формирование институтов, основанных на ценностях. Поэтому действовать нужно не изолированно, а в сотрудничестве и стремлении к взаимопониманию с союзниками и партнерами — с Европой, с Россией. В феврале 2002-го мне не удалось донести эту мысль до американцев.

Солдаты армии США возвращаются после боя с боевиками на военную базу в Баграме, Афганистан, март 2002 года // Reuters, Jim Hollander

Американские солдаты наблюдают за военнослужащими армии Афганистана, Кабул, октябрь 2002 года // Reuters, Romeo Ranoco

В конечном счете именно неспособность США заметить качественные изменения в происходящем, самоуверенность и нежелание усомниться в «проверенных» методах и подходах привели к тому, что потенциал проекта российско-европейской ПРО оказался недооценен американцами, и в результате были упущены возможности, которые этот проект открывал для России, Европы и самих США. Отсутствие стратегии и адекватного понимания цели после установления контроля над территорией Афганистана привело к новой грубой ошибке — решению о вторжении в Ирак на основании крайне сомнительных (теперь ясно, что фейковых) данных о наличии у режима Саддама Хусейна оружия массового поражения⁴.

ОТ РОССИИ 1990-Х ДО АФГАНИСТАНА

Но вот прошло почти 20 лет, и весь мир — на примере сначала Ирака, а теперь Афганистана — увидел результаты политики «бомбардировок комариных гнезд». За два десятилетия Соединенные Штаты так и не определили, каких результатов они хотели добиться в этих странах⁵. Это касается как комплекса задач по созданию работоспособных государственных и общественных институтов, так и решения более конкретных вопросов, связанных с подготовкой боеспособной армии и сил безопасности.

В Афганистане американцы пытались создать национальную армию, полицейские силы, построить какую-то инфраструктуру, снизить смертность, увеличить продолжительность жизни. Кое-что из этого сделать удалось. К примеру, в 2001 году на 38 млн жителей Афганистана приходилось всего 900 тыс. студентов, среди которых не было ни одной девушки. Два десятилетия спустя, накануне недавнего захвата власти талибами, число студентов в стране увеличилось до 9,5 млн, из них 39% — девушки. Однако, как оказалось, все это были, безусловно, важные, но лишь тактические задачи, которые не могли быть целями стратегическими.

По словам президента США Джо Байдена, за 20 лет в Афганистане погибли 2448 американцев, было потрачено более 2 трлн долларов — и в итоге вернулся «Талибан». Именно стратегически тупиковая война США с «комарами» при помощи авианосцев привела к сегодняшней ситуации.

Очевидно, что у такого исхода есть ряд причин. Одна из них — ошибочное представление о том, что с помощью военной и/или экономической мощи, но при этом без глубокого понимания национальной культуры, системы ценностей и особенностей жизни⁶ в той или иной стране можно преобразовать ее политическое и экономическое устройство.

Президент России Борис Ельцин, премьер-министр России Егор Гайдар и глава Международного валютного фонда Мишель Камдессю в Кремле. Россия, июль 1992 года // РИА Новости, Дмитрий Донской

И здесь напрашивается аналогия с Россией: в 1990-е годы в нашей стране американцы тоже сделали ставку на свои собственные, подкрепленные кредитами МВФ представления о как бы единственно верной и потому необходимой нам программе экономических реформ. При этом американцы не очень разбирались и не особо вникали в особенности нашей страны и уходящей советской экономики. Они предпочли опереться на зарождающиеся элиты, которые вскоре стали коррумпированными. Но главное, тогда были проигнорированы потребности и перспективные интересы абсолютного большинства населения России. Сутью происходящего были так называемые «реалполитик» и «реалэкономик», в то время как одним из ключевых институциональных вопросов для России была тогда (и остается сейчас) государственно-общественная оценка сталинизма, большевизма и всей советской эпохи. Но именно этого так и не было сделано.

В результате вся эта конструкция, основанная на реформах 1990-х, обрушилась, и мы оказались там, где оказались. Сейчас, через 30 лет после начала реформ, активно возвращаются порядки советского периода. Достаточно сказать, что число политических заключенных в современной России уже превысило показатели времен брежневского СССР.

Афганский провал американцев в этом смысле, конечно, более нагляден и фееричен: попытка построить современное государство с помощью силы и накачивания коррупционной кормушки миллиардами⁷ в надежде, что искусственно созданные элиты смогут контролировать ситуацию в стране, закончилась крахом. Как написала британская Financial Times, «весь смысл этой интервенции оказался не в построении государства, демократии <…>, а в не очень удачной борьбе с терроризмом»⁸.

20 ИСЧЕЗНУВШИХ ЛЕТ

Шокирующие кадры из кабульского аэропорта с толпами беженцев, штурмующих уже взлетающие самолеты, и испарившаяся в одночасье перед наступлением боевиков «Талибана» армия Афганистана — это только видимые следствия двух десятилетий американской «охоты на комаров». Безвозвратно упущенное время — пока еще менее заметный, но при этом ключевой итог действий США в мировой политике.

За те 20 лет, что американцы боролись с международным террором в афганских провинциях, мир существенно изменился, превратившись из глобального пространства, взаимосвязанного и движущегося в соответствии с заданным вектором, в расползающуюся дырявую сеть. Обсуждаемая всеми неудача США в Афганистане не первая у американцев в глобальном плане. Например, многие хорошо помнят, как в 2003 году США вошли в Ирак, в 2011-м попытались уйти оттуда, но получили ИГИЛ и были вынуждены вернуть войска. В результате — продолжение войны, тысячи погибших и миллионы беженцев.

Тела погибших предположительно в результате атаки с использованием химического оружия, Дамаск, Сирия, август 2013 года // Reuters, Bassam Khabieh

Президент США Барак Обама говорит о ситуации в Сирии, рядом вице-президент Джо Байден, Вашингтон, США, август 2013 года // Reuters, Mike Theiler

Или возьмем Сирию. В 2012 году на Западе заговорили о применении режимом Асада химического оружия против сил оппозиции и мирного населения. В адрес Дамаска из Вашингтона сыпались угрозы, президент США Барак Обама пугал «красными линиями»⁹. Однако в последующие годы не было предпринято никаких практических шагов, за исключением нескольких точечных ударов по сирийским правительственным объектам со стороны США при поддержке британцев и французов. В итоге гражданская война в Сирии (уже с бессмысленным участием российской армии) продолжается до сих пор — с никуда не исчезнувшими подозрениями по поводу применения Асадом химоружия, с полумиллионом убитых, с миллионами беженцев. Такая невиданная со времен Второй мировой войны волна беженцев привела к системной перегрузке глобального масштаба.

Как пишет The New York Times, «одним из результатов стала популистская реакция, которая включала “брекзит”, большие успехи неофашистских партий на выборах во Франции и Германии и ощутимую помощь в президентской кампании Дональда Трампа»¹⁰.

Сирийские беженцы на границе Македонии и Греции, сентябрь 2015 года // Reuters, Ognen Teofilovski

Задержанные демонстранты в Гонконге, Китай, январь 2020 года // Reuters, Tyrone Siu

В другой части мира жесткое политическое подчинение Гонконга коммунистическому Китаю в 2018–2020 годах и конец парадигмы «одна страна — две системы» представляют собой знаковое событие для современного политического мироустройства. Сюда же можно добавить аннексию Крыма, войну в Донбассе, вмешательство России в сирийский конфликт, военный переворот в Мьянме, жестокое подавление протестов против диктатуры в Беларуси, а также появление фактически недееспособных государств — без каких-либо перспектив не то что развития, а вообще выживания (речь идет о Ливане, Гаити, целом ряде африканских стран). Да и конституционный переворот лета 2020 года в России — еще одна крупная дыра в глобальной сети¹¹.

КТО ПРОИГРАЛ, КТО ВЫИГРАЛ

Стремительное крушение сразу после ухода американцев всех слепленных за два десятилетия афганских государственных институтов и кажущееся триумфальным шествие талибов — это яркое проявление глобальной политической энтропии, энтропии нарастающей, от которой пока нет серьезного противоядия¹². Международные структуры ослабевают, эпоха глобального доминирования США уходит, институциональные пустоты заполняются постмодернистскими кунштюками. И это только самое начало. Афганская неудача Байдена значительно увеличивает вероятность победы уже на следующих президентских выборах в США какого-нибудь нового авторитарного популиста — более умного и гибкого, чем Трамп.

Ни военные, ни информационные технологии (которые сегодня позволяют отслеживать не только, скажем, строительство ракетных шахт в Китае, но и передвижения отдельного человека на расстоянии в несколько тысяч километров), ни искусственный интеллект не смогли предотвратить и даже толком предвидеть то, что произошло в августе 2021 года в Афганистане. Технологии обогнали сознание современного человека, но ничего не решили по существу¹³.

А суть дела, во-первых, в том, что технологии не заменяют институты. При всей скорости развития и фантастическом масштабе возможностей технологии остаются только инструментами, и рассчитывать на то, что они сами каким-то образом произведут на свет смысл и свое предназначение, все равно что верить в самозарождение детей в капусте.

Во-вторых, новые информационные технологии и их производные (учитывая широкую доступность разнообразных гаджетов и повсеместное распространение соцсетей) весьма успешно служат деструктивным силам. Сеять хаос в принципе гораздо проще, чем противостоять энтропии.

Парад талибов, Калат, Афганистан, август 2021 года // Reuters

Вооруженные талибы разгоняют демонстрантов у здания посольства Пакистана в Кабуле, Афганистан, сентябрь 2021 года // Reuters

«Талибан» 2021 года, сегодняшние хозяева Афганистана, в отличие от талибов 1990-х, как раз и есть такое явление — порождение разрыва между современным высокотехнологичным миром и забытой на периферии первобытной человеческой природой. Это не просто «всплеск архаики», а нечто более пластичное и гибридное. Новые талибы говорят, что готовы договариваться с ключевыми силами в регионе, обещают не экспортировать наркотики, терроризм, исламизм в соседние страны. Непонятно пока, можно ли в это верить, однако, по-видимому, у «Талибана» есть все шансы надолго закрепиться в Афганистане.

Кто же станет бенефициаром такого развития? Возможно, Китай. Да, с одной стороны, в результате последних событий в Афганистане у Пекина может возникнуть ряд проблем, связанных с Синьцзян-Уйгурским автономным районом. С другой стороны, учитывая, что «талибам 2.0» не чужд большевистский прагматизм (удержание власти превалирует над покровительством всем без разбора фундаменталистам и экспортом джихада), китайцы могут предложить бедным соседям что-то похожее на экономическое сотрудничество и инвестиции. Таким образом, после ухода из Афганистана американцев Пекин может заполнить образовавшуюся пустоту подобием китайского «Пояса и пути»¹⁴. В пользу налаживания отношений с китайцами говорит и тот факт, что на талибов большое, может быть, ключевое влияние имеет Пакистан, а у Исламабада с Пекином общий оппонент — Индия.

Народ Афганистана сегодня находится в ситуации неопределенности и серьезной опасности. Для США бегство из Кабула — большое стратегическое поражение, а для всех нас — свидетельство того, как изменился мир, и важное указание на то, какие факторы будут определять ближайшее будущее.

НОВЫЙ БЕСПОРЯДОК

Уход из Афганистана и сформулированная в связи с этим позиция Байдена¹⁵ показали, что США готовы легко отодвинуть в сторону моральные принципы и нравственные соображения. В американской внешней политике теперь, похоже, нет места для ценностей. Кстати говоря, именно так и выглядит та самая «реальная политика». Байден идет по стопам Обамы и Трампа, сигнализируя, что Америка сыта по горло внешними военными конфликтами, в частности в Центральной Азии и на Ближнем Востоке.

Это означает, что как минимум в ближайшие десять лет США, скорее всего, будут использовать свои вооруженные силы только в случае прямой угрозы и не будут практически участвовать в поддержании так называемой международной безопасности. Границы, определяющие национальные интересы США, будут жестко очерчены и значительно сужены.

«Насколько союзники по НАТО могут быть уверены, что, в случае если дело дойдет до схватки с путинской Россией, Белый дом сочтет защиту европейских границ жизненно важным интересом США?» — задается вопросом Financial Times¹⁶.

Многие в США, — возможно, даже справедливо — недоумевали, зачем и на что в Афганистане было потрачено более двух триллионов долларов. Но как посчитать, во сколько всем, в том числе американцам, обойдется утрата Вашингтоном статуса «мирового правоохранителя» после эвакуации из Кабула? Да и вообще, большой вопрос, как будут выглядеть некоторые регионы мира без отстранившихся от заокеанских дел Соединенных Штатов.

«Мы свернули за угол в мир неосвещенных улиц, более гостеприимных для хищников, чем для добычи. В этом мире у Путина может только усилиться искушение сломать хребет НАТО, убрав такого уязвимого члена, как Латвия (где четверть населения этнические русские и возможности для подрывной деятельности велики). То же самое касается захвата Тайваня Китаем», — замечает The New York Times¹⁷.

Таким образом, надо понимать, что в ближайшие годы мировые автократы, диктаторы, агрессоры разных мастей окажутся свободными от сдерживающего влияния США. Пора понять и признать, что старый порядок быстро уходит в прошлое, что в эпоху политической энтропии и цифровых технологий отношения как с союзниками, так и с противниками оказываются гораздо более жесткими. И главный вывод из этой новой конфигурации заключается в том, что теперь каждый может рассчитывать исключительно на себя.

Военнослужащие армии США завершают погрузку в военно-транспортный самолет в ходе эвакуации американской армии из Афганистана, Кабул, 30 августа 2021 года // Reuters

У Америки и мира есть, конечно, и другой опыт. Это и решающее влияние США на послевоенное становление звезд мировой экономики — Японии и Западной Европы, — и защита и ключевая роль в становлении успешной Южной Кореи.

Почему же тогда, в 1950–60-е годы, получалось, а с середины 1970-х Соединенные Штаты постепенно, с подъемами и спадами, утратили роль державы, несущей миру свободу, демократию, эффективную экономику? Возможно, ответ в том, что период успеха стал прямым следствием институционализации ценностей, выстраданных во Второй мировой войне: приоритета прав человека, уважения к человеческому достоинству, свободы, демократии, верховенства закона¹⁸. То есть ценностей, на которых был основан Европейский союз.

Речь, конечно, не о том, чтобы вернуться назад к тому или иному периоду истории. Суть момента в том, что очевидной становится острая необходимость в стратегическом повороте сознания глобальных элит (пока их еще можно назвать «глобальными элитами»). Однако для этого надо найти свое место в современной истории, понять смысл времени и определить реальные, а не придуманные цели развития на ближайшие десятилетия. Иными словами — обрести будущее.