Почему в Смольном отрицают кризис и можно ли закрывать на него глаза, чем опасны протесты грузоперевозчиков, почему признаться, что хочешь возглавить «Яблоко», сложнее, чем в планах избираться президентом РФ, – на эти и другие вопросы «Фонтанки» отвечает Григорий Явлинский.

– В Петербурге прошла вторая по счету акция протеста грузоперевозчиков «Улитка». На этот раз ее возглавили опытные политические активисты. С одной стороны, благодаря их действиям акция стала новостью федерального масштаба. С другой – по сравнению с водителями-дальнобойщиками активисты ничем не рискуют. Насколько, с вашей точки зрения, их участие оправданно?

– Здесь нет ничего удивительного. Всегда есть политические активисты, которые пытаются оседлать что-то, что случилось помимо них, чем они раньше не занимались. Но они хотят это использовать. Насколько я знаю, активисты, которые были в этот раз, представляли правые националистические движения. Но, вообще говоря, они должны были сообразить несколько раньше – когда начались трагические события, связанные с Украиной, когда стало понятно, что 20% бюджета – это оборона.

– Но тогда не было мощного народного протеста.

– Да, тогда его не было. А теперь власти в таких условиях от непонимания ситуации стали использовать разные фискальные инструменты – в принципе, разумные. Без аккумулирования средств на ремонт дорог обойтись невозможно. Но в этот момент, когда снижение ВВП за год составит 4% (уже сейчас этот показатель – 3,7%), когда инфляция – 12 – 13%, когда впервые с 1999 года наблюдается падение реальных доходов на 8 – 10%, а в Петербурге снижение потребления продуктов питания уже составляет от 10 до 20% по разным товарным группам, таким, как мясо, рыба, хлеб… и в этих условиях вы хотите ввести сбор, который приведет к росту цен. И все равно ляжет в себестоимость. Может быть, лучше сократить оборонные расходы или расходы на полицию? Но рассуждения на эту тему появляются только тогда, когда начинаются акции протеста. Участие политических активистов – это использование момента. Но ни к чему оно не приведет. Никогда эти дальнобойщики не станут специальной чьей-то политической силой.

– Почему?

– Это люди, у которых очень конкретный экономический интерес. Как только власти скажут: «Все, отбой, вводим мораторий на сбор на три года», на этом все закончится.

– Это и есть та причина, почему системная оппозиция никак не вписалась в эти протесты? Электорат безнадежный?

– Она не вписалась, потому что это много раз проверено. Это экономический протест. Системные партии не участвуют в этом, потому что им это запрещено. Несистемные партии не участвуют, потому что понимают, что этот экономический протест не имеет политической перспективы. Это опасные социально-экономические акции, потому что они могут разжечь очень большой костер. Это означает, что власти должны сделать вывод: в условиях серьезного экономического кризиса, который имеет все основания продолжаться и развиваться, никакие меры и инструменты фискального давления на население, на бизнес, малое предпринимательство и даже на теневую экономику сейчас невозможны и несвоевременны. Вся система «Платон» – это разговор с теневой экономикой. Политика в нашей стране выступила против экономики. Все, что вы сейчас наблюдаете, – это разгром экономики политикой.

– Последние политические события, начиная с Украины, если взять голую экономическую теорию, наносили очевидный удар экономике.

– Мы создавали экономику 25 лет. Люди понесли очень серьезные жертвы. Вы точно знаете это по своим родителям, по своим старшим товарищам. Люди терпеливо все переносили: и гиперинфляцию, и залоговые аукционы, и криминальную приватизацию, излишне терпеливо перенесли ГКО, пирамиды и кризис 1998 года. И начали становиться на ноги благодаря одному – практически наркотическим ценам на нефть. Так теперь развернули такую политику, которая просто сносит экономику санкциями и самосанкциями. Правда, известно, что рост экономики остановился еще раньше – в 2013 году, по нашим внутренним причинам.

– В Петербурге промышленное производство начало падать еще в 2013 году.

– Это была еще не рецессия, но стагнация уже началась до событий с Украиной.

– Но в этих условиях все равно приходится жить. Если посмотреть на бюджет Петербурга на 2016 год, то он дает нам рост доходов и рост расходов. Все замечательно – есть что предъявить обывателям. Вы согласны?

– Вы пересчитайте это по курсу на 2013 год, и станет ясно, что дела грустные.

– Но есть ведь теория, что девальвацию специально запустили в начале 2014 года, чтобы бюджет получал больше доходов. Петербургский бюджет, как известно, по-прежнему получает больше доходов, чем в прошлом году, и на будущий год снова запланирован рост. У нас основной налогоплательщик – «Газпром-Нефть».

– Это кризисный бюджет. В этом смысле в нем сделано почти все, что возможно. Но это не бюджет развития и не антикризисный бюджет в условиях невиданного ранее кризиса, как сказал губернатор Георгий Полтавченко. Бюджет банальный, традиционный. Он закрывает основные расходы, но не позволит городу предотвращать кризисные явления. Просто поделили деньги, какие есть, еще и с огромным дефицитом в 58 млрд рублей.

– А что такое антикризисный бюджет? Не в теории, а в условиях, когда ты возглавляешь Петербург и из Москвы говорят: исполняй майские указы и готовься к чемпионату мира по футболу? Как в такой ситуации сделать антикризисный бюджет?

– А никак. Вот Георгий Сергеевич приобретает билет в самолет. В экономический класс. Летит в Москву и приходит сами знаете к кому. И говорит: «Владимир Владимирович, мы хотели бы показать вам, что даже в условиях кризиса можно иметь какие-то положительные тенденции». – «Прекрасно, а что вам для этого надо?» – «Мне нужны другие налоговые условия для малого и среднего бизнеса, другие условия по энергетическим тарифам».

– Но ведь торговый сбор мы не ввели, ставку по упрощенному налогообложению снизили.

– Но этого мало. Антикризисная мера – это поддержание инициативы людей, свобода предпринимательства, прекращение давления на предпринимателей. Кризисный бюджет – это бюджет, в условиях которого растет безработица, число банкротств и долги по зарплате.

– Но официальная безработица у нас самая низкая в стране.

– Она низкая. Но в Петербурге она растет самыми опережающими темпами по Северо-Западу. Я не говорю, что это уже превратилось в проблему. Но подождите, все еще впереди. Почему я говорю про мелкий и средний бизнес? Потому что на них меньше всего влияют санкции. Санкции – это отсутствие доступа к мировым финансовым рынкам, невозможность получить кредит. Но это те санкции, которые лежат на поверхности. А те, которые в основании айсберга, – это негласные рекомендации бизнесу в разных странах не иметь дел с Россией. В меньшей степени от этого зависит как раз малый и средний бизнес. И его надо развивать. Особенно то, что касается стартапов и IT-технологий.

– Вот мы с вами разговариваем, а такое ощущение, что это в пиджаке сидит Елена Владимировна Ульянова, глава комитета Смольного по экономической политике. Молодая команда – Елена Ульянова, Алексей Корабельников и Юлия Удинова – начали с того, что предложили пакет налоговых льгот. Да, там, конечно, порог капитальных вложений высокий и зарплаты должны быть не ниже 60 тысяч рублей. Но сейчас они предлагают льготы по налогам для конгрессно-туристической деятельности. И эти льготы смогут получить и маленькие гостиницы. А сторонники экс-председателя комитета финансов Эдуарда Батанова были против того, чтобы налоги снижались, потому что снижаются поступления в бюджет. И из-за налоговых льгот мы недополучим порядка 600 – 700 млн. Для среднего бизнеса поблажек уже очень много. Некоторые IT-компании перерегистрируются в Петербурге, потому что у айтишников высокие зарплаты и условию по зарплате в 60 тысяч они соответствуют.

– Я совсем не являюсь симпатизантом Эдуарда Батанова. Он работал в условиях экономического роста. И я тогда говорил не о налогах, а о смене приоритетов. О том, что надо выбрать одно приоритетное направление, например связанное с теплоэнергетикой, и на нем сосредоточиться. Но тогда был бюджет роста. Пусть не китайского, но все же устойчивого и надежного. Кроме того, при таких доходах от нефти экономическая теория говорит, что мы можем не баловать постоянным снижением налогов, потому что малый и средний бизнес питается путем перераспределения этих доходов. Там были свои основания. А сейчас другая история. Эта молодая команда временами делает заявления, что у нас нет никакого кризиса. Наверное, они слишком молодая команда, подрастут и поймут, что кризис – это не тогда, когда нечего есть. И у вас был на интервью один гражданин, который говорил: «Да какой кризис!» Если они так говорят для людей, это плохо, но если при этом они понимают суть дела – то ладно. Тем более, будем честны, они невиноваты в этом кризисе. Этот кризис устроили в Москве. Теперь будут уходить деньги на войну, на Крым. А Петербург живет от федеральных денег, он не имеет собственных доходов.

– Как не имеет?

– Доходы от добычи сырья – 34%, но эти компании здесь только зарегистрированы. Это и есть федеральная помощь. Но чем сложнее будет ситуация на федеральном уровне, тем больше Федерация будет оттягивать этих плательщиков. И это уже вопрос социальной стабильности. Они будут замерять – если социальная стабильность будет более-менее, начнут оттягивать больше. А теперь еще обострилась ситуация с Турцией, а там огромный товарооборот был – 25 – 30 млрд. Турция чуть ли не на втором месте по объему экспорта российского газа.

– А как вы относитесь к тому, что в этих условиях зарплата госслужащих – и депутатов ЗакСа – растет? В бюджет заложен рост расчетной единицы на 8%.

– При инфляции в 12% это просто поддержание размера заработной платы в прежнем размере. Но я лично и моя фракция не голосуем за этот бюджет. Поправка БФК, которую распределяют депутаты, на самом деле очень серьезная величина – 2,6 млрд рублей.

– Так если бы эти деньги депутаты добавили в субсидию на транспорт, то и тарифы на проезд не росли бы.

– Я и говорю, что 2,6 млрд неизвестно кто берет и на что. Я против этого бюджета, в том числе и против этих 8%. В условиях кризиса принимать на себя его давление в первую очередь должна власть.

– То есть не надо было ее повышать?

– Не следует этого делать. Депутаты – не самые бедные люди. Поэтому мы против таких поправок. Но их не видно. Только вы эти 8% разглядели, больше никто этого не видит.

– Если вернуться к поправке БФК – есть же какие-то нужды избирателей, которые депутат видит на территории, как говорят.

– Нигде в нашей стране такой штуки не существует. Но во времена Анатолия Собчака, который эту поправку ввел для депутатов, чтобы они голосовали за бюджет, эта поправка в равных долях раздавалась всем депутатам. И они на что-то тратили на территориях. Теперь история совсем другая. Поправка анонимная. Теперь она вносится фракциями.

– Мы иногда догадываемся, конечно, кто и на что ее потратил.

– Правоохранительные органы тоже по одному депутату догадались, и вы писали об этом подробно. И я коллегам постоянно говорю: вы это делаете каждый год, и это не имеет даже срока давности. Вы уже не будете депутатами, а потом к вам придут и спросят, где эти деньги. Зачем так себя подставлять? Мы с коллегами проанализировали, как выглядят организации, которые получают деньги по поправке БФК. Порядка 40% этих организаций никак не выглядят, у них даже сайтов нет. Еще процентов 30 – в замороженном виде, никакой деятельности не осуществляют. И только в 25 – 30 случаях в этих организациях что-то происходит. Дальше мы в реестре посмотрели, кто там работает. Все знакомые вам фамилии – и лично, и супруги, помощники и родственники. Поэтому закон о совершенствовании бюджетного процесса, который я до ухода из ЗакСа в этой каденции все-таки хочу принять, требует, чтобы субъектами законодательной инициативы были только депутаты. Не комитеты, не фракции – никаких коллективных поправок.

– Хороший закон. Только его не примут, к сожалению.

– Посмотрим. Я дважды его обсуждал лично с губернатором. Он только «за». Ему стоит только глазом моргнуть – и они примут.

– А вы будете в выборах 2016 года в ЗакС участвовать?

– Да, в какой-то форме. Партия будет решать, как правильно в них участвовать. У нас скоро будет отчетно-перевыборный съезд.

– Слухи разные ходят насчет этого съезда, о смене руководства например.

– Это значит, что в партии есть здоровая конкуренция.

– А вы готовы снова возглавить партию?

– Мне бы хотелось, чтобы партия двигалась вперед.

– Когда человек хочет, чтобы что-то двигалось вперед, и может это возглавить, то он, скорее всего, это возглавит.

– Это российское представление. Когда российская власть хочет, чтобы что-то двигалось вперед, то считает, что это невозможно без нее. Но бывает не только так. Двигаться вперед – это значит, должны новые люди приходить, возраст руководителей должен измениться.

– И тем не менее в 2018 году вы опять планируете участвовать в президентских выборах.

– Это другое. Да, планирую. По «Яблоку» я сознательно ушел от ответа, потому что мне не хочется говорить о том, чего еще не решил политкомитет и съезд партии. Теперь о 2018 годе. У нас в стране ситуация очень опасная. Политический режим, который создал Владимир Путин, ликвидировал всякую альтернативу. Я считаю, главное сейчас – создать персональную, организационную и программную альтернативу Путину. И с этой точки зрения я буду участвовать в выборах. Я считаю, что политический курс Путина – антиевропейский, евразийский – ошибочный. Это опасный курс, который ведет к войне. Экономический рост в немодернизированном обществе ведет к войне.

– В обществе, не модернизированном политически или экономически?

– Политически, общественно, если хотите. Модернизация общества – это разделение властей. Закон, одинаковый для всех. Модернизация российской экономики – это настоящее, неотъемлемое право частной собственности. Потому что тогда вы будете знать, что из-за смены руководства в городе или в стране все, что вы делаете, у вас не отнимут. Ничего более.

Андрей Захаров, Венера Галеева, «Фонтанка.ру»