В августе 1999 года молодой директор ФСБ Владимир Путин был назначен председателем российского правительства. К концу того же года после досрочного ухода со своего поста первого президента страны Бориса Ельцина он стал выполнять его обязанности. Многолетний оппонент Путина Григорий Явлинский рассуждает о феномене нового российского авторитаризма, подводя итоги прошедших двух десятилетий.

РОЛЬ ЛИЧНОСТИ

Достижения и провалы Владимира Путина за последние двадцать лет уже месяц всесторонне анализируют практически все российские СМИ. Подавляющее большинство аналитиков и экспертов связывают персонально с Путиным все, что происходило в России в ХХI веке. И это понятно, ответственность за все поворотные решения в судьбе страны, безусловно, несет лично президент. Но дело в том — и это крайне важно для понимания современной модели российского государства, — что на месте Путина мог оказаться практически любой чиновник с похожей биографией: правящей группе в конце 1990-х требовался надежный, проверенный выходец из системообразующих структур.

Сначала гиперинфляция и конфискация сбережений, затем мошенническая приватизация, породившая слияние собственности, власти и бизнеса, отказ от конкурентной политической системы и разделения властей — все это вместе заложило фундамент мафиозного государства.

Поэтому оценивая итоги двух десятилетий, надо понимать, что дело, конечно, не только в самом Путине, но и в тех людях, окружавших Ельцина, которые создавали эту систему. Любой другой преемник оказался бы в таком же исходном положении.

Мог ли Путин что-то изменить в этой изначально порочной системе, была ли у него возможность действовать иначе? Мог. И возможность была. Если в середине 1990-х постсоветская российская политическая система прошла свою первую развилку, между конкурентной и авторитарной моделью, и сделала выбор в пользу второй, то в начале 2000-х оказалась пройденной и вторая важнейшая развилка. Тогда еще оставался выбор между авторитаризмом модернизационного типа, своего рода «авторитаризмом ради прогресса», и авторитарной властью консервативно-застойного типа, главная задача которой ставить блоки на пути любых изменений, способных ослабить контроль правящей группы над обществом. Так вот, в начале 2000-х Путин в силу своих личных качеств и профессиональных особенностей отказался от прохождения этой развилки в сторону модернизации. Вместо этого Россия повернула на путь, блокирующий любые политические изменения, которые потенциально угрожают стабильности власти. Как следствие, в стране вообще остановилось политическое развитие.

Результат прохождения этой развилки мы наблюдаем сегодня со всей очевидностью. Три десятилетия после распада СССР привели нашу страну к политической системе, основанной на несменяемой власти одной доминантной группы высшей бюрократии, по своему усмотрению назначающей руководителей всех силовых, административных и основных экономических институтов. К системе, исключающей замену правящей группы без одновременного слома самой системы и глубокого политического кризиса. К системе, работающей на собственное воспроизводство и исключающей возможность естественной эволюции или самореформирования в соответствии с меняющейся ситуацией. Наконец, к системе, основу и суть которой составляет распределение административной ренты и которая в силу этого жизненно заинтересована в сохранении неизменными таких экономических и социальных условий, которые позволяют эту ренту извлекать и дальше. К системе Путина.

ВЫБОРЫ БЕЗ ВЫБОРОВ

Авторитарное политическое устройство, окончательно сформировавшееся за годы правления Путина, не предполагает использования выборов как механизма для определения круга лиц или групп, получающих доступ к рычагам государственной власти. Высшая власть в лице правящей группы является в этой системе принципиально несменяемой. И хотя персональный состав, конечно, претерпевает определенные изменения, кадровые перестановки в системе никогда не выносятся на суд каких-либо внешних арбитров и осуществляются только по решению системного ядра, которое при всех изменениях остается стабильным. Выборы в этой системе либо отсутствуют вообще, либо играют декоративную роль, оформляя уже принятые кадровые решения и как бы визируя их «общественным» одобрением.

В тех случаях, когда авторитарная система использует процедуру выборов (чтобы не нарушать привычную схему, добиться дополнительной легитимации или с другими целями), обязательным условием этой процедуры является предсказуемость результатов голосования. Как это достигается? С помощью тотального контроля над всем избирательным процессом (предполагается возможность вмешательства власти в процесс на любой стадии) — от сбора подписей за выдвижение кандидатов до подсчета голосов с официальным подведением итогов. Почему власть так опасается непредсказуемости результатов выборов? Потому что непредсказуемость является признаком конкурентной системы, а это, по сути, антитеза авторитарной модели. В результате любое снижение предсказуемости результатов голосования влечет за собой либо совершенствование применяемых методов контроля, либо отказ от выборов вообще.

Неконтролируемость исхода выборов будет означать крах авторитарной системы.

АДМИНИСТРАТИВНАЯ РЕНТА

Коррупцией во власти сегодня никого не удивишь. За последние десятилетия коррупционные схемы в управлении государством возникали в разных частях света. И несмотря на то, что природа и характер коррупции везде разные, завершают свой путь предводители авторитарных режимов примерно одинаково. Почему же несмотря на столь очевидные риски российские чиновники так рьяно стараются взбираться все выше и выше по коррупционной лестнице? Чем же так привлекательно участие в управлении этой системой? Ответ очень банальный: личным обогащением. И система Путина как раз предоставляет правящей группе возможность извлекать особую административную ренту из своего монопольного политического положения.

Как монопольный владелец политического ресурса в государстве удерживающая власть группа может абсолютно бесконтрольно и произвольно устанавливать себе вознаграждение за осуществление функций по управлению обществом. Однако этим доходность руководителей коррупционной системы не ограничивается. Получаемая высшими чиновниками прибыль вообще может быть не привязана к выполнению ими управленческих функций, иногда она проистекает из монопольного права на насилие и прямого вымогательства. Собственно говоря, именно это часто и происходит в российских силовых структурах.

При этом ограничить претензии и аппетиты правящей группы в такой системе, по сути, невозможно, так же как и полностью прояснить размеры рентного дохода и способы его получения. Единственным мотивом к самоограничению руководящей элиты становится угроза социального бунта. Если эта угроза лишена остроты, недостаточно актуальна, то тормоза не действуют и частное присвоение административной ренты принимает все более масштабный характер. В условиях же, когда власть имеет доступ к огромным, ничем не ограниченным и непрозрачным доходам, решение каких бы то ни было задач, требующих значительного горизонта планирования и долгосрочной реализации и контроля, просто невозможно.

Как это ни парадоксально, но именно масштаб этого явления косвенно подтверждает, что постсоветский авторитаризм в России вступил в зрелую стадию: все сущностные черты этой модели уже проявились и теперь приобретают более или менее законченные формы. Другими словами, это свидетельствует о том, что авторитарный режим Путина за прошедшие двадцать лет уже переборол в себе все несвойственные ему порывы и потуги — больше нет места для личных амбиций и заблуждений его лидеров. На первый план теперь выходят объективные закономерности и свойства этой формы политического устройства общества — авторитаризма.

АВТОРИТАРНЫЙ ТЮНИНГ

В последние годы Путин предпринял меры, существенно ужесточающие российскую авторитарную систему. В результате спектр возможностей изменить положение дел в стране на ближайшие десять-пятнадцать лет еще больше сузился.

Первая причина тому — очевидная идеологизация режима. Еще в середине 2000-х особенностью российской власти было отсутствие четко выраженной официальной идеологии. Власть предполагала лояльность и политическую пассивность активной части общества, но не формулировала в явном виде идеологических концепций, обязательных для массового принятия и организованной пропаганды (достаточно вспомнить бесконечные и бесплодные поиски «национальной идеи»). Лишь к концу 2000-х стали выкристаллизовываться основы новой официальной идеологии: ксенофобский «патриотизм» и вера в «великую имперскую миссию», отрицание роста благосостояния населения как ценности и замена его на жертвенность, концепция «единой и неделимой власти» и ее, этой власти, сакрализация.

За последние годы все это стало общепринятой и неоспариваемой частью официальной идеологии, так называемой «приверженностью традиционным ценностям». Более того, кремлевская идеология за это время вобрала в себя некоторые элементы традиционного русского национализма. Это и концепция «особой русской цивилизации», антагонистичной европейской (так называемый «русский мир»), и трактование истории страны как постоянной и непротиворечивой реализации ее особой миссии. При этом центральное место здесь занимает власть, стоящая над народом и являющаяся средством реализации этой миссии, а не инструментом организации повседневной жизни граждан. Подмешав в официальную идеологию некоторые левацкие воззрения (как то: условность и вторичность частной собственности на крупные активы, которые все равно рассматриваются как «государевы», враждебное отношение к крупному глобализированному бизнесу и прочее), Путин попытался формально примирить досоветский, советский и нынешний периоды российской истории. Вся история России в новой версии оказалась лишь формой выживания и вечной борьбой все той же «русской цивилизации» с враждебным внешним миром, который изначально стремится уничтожить «русский мир» с его единством народа и власти. Стремительное и всеохватывающее распространение этой идеологии стало возможным благодаря подконтрольным власти СМИ, в первую очередь федеральным телеканалам с многомиллионным охватом, благодаря лоялистской части РПЦ, пользующейся определенным авторитетом у православного населения страны, и в значительной степени благодаря государственной системе образования.

Второе «достижение» системы за последние годы — заметный прогресс в избавлении от таких чуждых ей элементов, как многопартийность. Характерно, что после выборов в Госдуму в 2016 году вопрос о партийной аффилиации «народных избранников», как и вопрос об их партийных воззрениях, почти перестал интересовать как средства массовой информации, так и общество в целом. В сегодняшней России эти вопросы утратили какое бы то ни было практическое значение.

И третье важное изменение конца 2010-х — это окончательная персонализация авторитаризма в России.

Процесс подготовки важнейших решений находится сегодня под персональным контролем одного-единственного человека и полностью закрыт не только для общественности, но и для остальных членов правящей группы, не говоря уже о так называемой «партии власти», которая в политической жизни является таким же фантомом, как формально оппозиционные партии в Госдуме.

И еще. События последних лет, прежде всего война на Донбассе и аннексия Крыма, окончательно изолировали от внешнего воздействия внутриполитические процессы в стране. В первую очередь это результат действий российской власти, которая сознательно стремилась к тому, чтобы уничтожить саму возможность такого влияния. Постоянно расширяя трактовки внешнего влияния, власти запрещали все новые и новые формы и виды деятельности в России. Под жестким прессингом оказались многие НКО. Беззастенчивому троллингу подвергаются любые потенциальные проводники внешнего влияния в информационном поле. При этом политическая репутация в глазах зарубежных контрагентов совершенно перестала заботить российскую власть.

В результате всех этих процессов Кремль заполучил мощные рычаги воздействия на политические процессы. С помощью этих рычагов удалось выстроить систему централизованного управления страной, избавившись от конкурирующих центров власти, неподконтрольных источников финансирования и значимой оппозиционной политической активности. Очевидно, что эта система возникла не на пустом месте и не в результате хитроумных комбинаций каких-то одиозных личностей. Система Путина — закономерный итог политики 1990-х, результат того, как после распада СССР проводились реформы.

НАШИ ОЦЕНКИ

Как оценивать двадцать лет правления Путина?

А как оценивать, например, первые десятилетия правления коммунистов? По голоду в Поволжье и Украине или по масштабной индустриализации? По Большому террору, унесшему миллионы жизней и разрушившему десятки миллионов судеб, или по победе над нацизмом?

Как оценивать эпоху Хрущева? По «оттепели» и не слишком удачной, но все же попытке освободить страну от сталинизма или по вторжению в Венгрию в 1956 году? По первому спутнику и полету Гагарина в космос или по расстрелу рабочих в Новочеркасске?

Как оценивать восемнадцать лет правления Брежнева? По вторжению в Чехословакию в 1968-м или по подписанию Хельсинских соглашений о нерушимости границ в Европе? А может, по войне в Афганистане и проигранной гонке вооружений в 1980-х?

Давая историческую оценку политическому курсу правящей партии и многолетней деятельности руководителей государства, в конечном счете мы оцениваем то, что произошло со страной в эпоху их правления. Так, главный итог коллективной деятельности советских вождей — распад и исчезновение с политической карты мира государства, которым они безраздельно руководили почти 75 лет. Кого теперь интересуют рекордные темпы роста выплавки чугуна и стали или доблестные, действительно вторые по мощности в мире, советские вооруженные силы, которыми так гордились в СССР?

Так и с оценкой двух десятилетий правления Путина. Можно радоваться объему ВВП, который вырос с 4,8 трлн рублей в 1999 году до 103,6 трлн рублей в 2018 году (в текущих ценах). Можно оценивать деятельность президента по годовым темпам инфляции, которая сократилась с 36,6% в 1999-м до 4,2% в 2018-м (эти показатели обычно особенно радуют чиновников МВФ и Всемирного банка). Можно еще посчитать построенные в России бассейны: в минувшем году их было введено в эксплуатацию в четыре раза больше, чем двадцать лет назад.

Однако двадцать лет в наше время огромный срок. И оценивать столь значимый период надо с исторической точки зрения. А для этого необходимо ответить на вопрос: что за эти годы сделано для того, чтобы страна могла успешно справляться с вызовами ближайшего и отдаленного будущего? Какие созданы механизмы решения критически сложных и опасных проблем XXI века, от которых будет зависеть само существование России?

Вот лишь некоторые (далеко не все) проблемы, которые уже стоят перед Россией и будут неизбежно обостряться.

В политике: фактическое отсутствие легитимных механизмов смены власти и системы независимого правосудия; бесконтрольность и непрозрачность силовых структур; нарастание в обществе чувства страха, неуверенности в будущем и растерянности.

В экономике: рост и углубление неравенства доходов и возможностей различных групп населения; слияние собственности и власти; господство госкорпораций и монополий; перспектива сокращения количества рабочих мест и исчезновения с рынка целого ряда профессий, вытесняемых искусственным интеллектом.

В экологии: изменение климата; учащение стихийных бедствий; лесные пожары и массовая вырубка лесов; наводнения при разливах рек и риск затопления крупных городов; проблема загрязнения и отходов.

В сфере технологий: угроза технологических и генетических манипуляций, ведущих к крайним формам социального неравенства; угроза безопасности частной жизни при повсеместном внедрении систем слежки и контроля.

В социальной и этической сферах: растущая атомизация и возникновение в России «асоциального общества».

В геополитике: тяжелый и кровавый конфликт с ближайшим соседом — Украиной, и военное вмешательство в гражданскую войну в Сирии, последствия которых будут сопровождать Россию многие десятилетия; развал совместной российско-американской системы контроля над вооружениями; северокорейская и иранская ядерные угрозы; глобальная экспансия Китая.

Что было сделано за последние двадцать лет для решения этих проблем? В ответе на этот вопрос определяющая часть оценки деятельности Путина на посту главы государства.

***

Сегодня в России установлена вполне зрелая авторитарная система власти, идейно и организационно оформленная, с персоналистской формой правления и стабильной внутренней поддержкой при минимуме угроз извне. Однако такая система неспособна ответить на вызовы современного мира и обеспечить сохранение и развитие страны в наступающей эпохе. И это, пожалуй, главный итог двадцатилетнего правления Путина.

Но есть и хорошие новости. Как и любая автократия, система Путина не вечна — по крайней мере потому, что внутренние дефекты не позволят ей долго сохранять эффективный контроль над политической и экономической жизнью. На каком-то этапе низовые звенья авторитарной системы неизбежно выйдут из подчинения. Если к тому времени в России появится крупная оппозиционная политическая структура (кампания «Громче голос») со своей программой (например, «Дорога в будущее» и первоочередные требования к власти) и лидерами, то станут возможными как минимум переборка всего механизма, а как максимум — коренное переустройство политической и экономической жизни на иных, новых началах. Однако до этого момента системе придется пройти тяжелый путь — от мнимого торжества до фактического краха. Жаль только, что вместе с ней этот путь придется пройти и всей стране.